Корнилов - страница 52

Как прежде Гучков, а может быть, и с прямой подачи Гучкова, руководство «Республиканского центра» обратило свой взор на адмирала А. В. Колчака. В начале июля, когда Колчак, с шумом покинувший пост главнокомандующего Черноморским флотом, приехал из Севастополя в Петроград, он получил приглашение на приватную встречу. После этого Колчак стал регулярно бывать на заседаниях центра, но эти контакты прервались после его отъезда за границу.

По некоторым, впрочем, непроверенным, сведениям, на первом заседании «Республиканского центра» присутствовал и Корнилов. Это вызывает сомнения, поскольку расходится с датой отъезда Корнилова из Петрограда. В любом случае, кандидатура Корнилова на роль вождя, способного привести страну к порядку, весной 1917 года еще всерьез не рассматривалась. Безусловно, Корнилов уже тогда обладал известностью, но не следует преувеличивать ее масштабы. Побег из плена остался в прошлом, а деятельность Корнилова на посту главнокомандующего Петроградским военным округом в масштабе страны осталась почти не замеченной. Тот генерал Корнилов, каким он остался в истории русской революции, мог и не состояться. Будущий вождь, какое бы имя он ни носил, нуждался в славе, а славу эту можно было получить только на войне.

Мировая война привела к существенным изменениям в составе офицерского корпуса русской армии. Острая нехватка младшего и среднего командного состава побудила ввести ускоренный курс в военных училищах и создать специальные школы прапорщиков. Единственным критерием при отборе туда было наличие образования хотя бы на уровне четырехклассного городского училища. В результате офицерский корпус пополнился представителями тех кругов, которым в прежнее время проникнуть туда было невозможно.

Именно выходцы из средних городских слоев, крестьян, рабочих составляли ко времени революции абсолютное большинство офицеров. В просторечии их называли «штабс-капитанами», так как это был тот чин, до которого к 1917 году мог дослужиться офицер, начавший войну прапорщиком. Всего же численность офицерского корпуса к тому времени составляла от 250 до 300 тысяч человек^>46.

В большинстве своем «штабс-капитаны» не имели никаких оснований для благоговения перед монархией и потому известия о революции они встретили с радостью. Но революция уже с первых дней продемонстрировала и свои страшные стороны. «Великая и бескровная», как называли ее газеты тех дней, привела к массовым убийствам офицеров в Кронштадте и Гельсингфорсе. Нередкие случаи рас-прав над офицерами имели место в тыловых гарнизонах и даже на фронте.

Социальный престиж офицерства стал быстро и неуклонно падать. Принято считать, что это было реакцией солдат на жесткую дисциплину предыдущей поры. Бесспорно, свобода, воспринятая как вседозволенность, сделала свое дело. Но не солдаты писали уже упоминавшийся «приказ № 1». Он категорически запрещал выдачу оружия офицерам без согласия солдатских комитетов и тем самым огульно ставил под подозрение все офицерство как таковое. Авторы приказа — социалисты из исполкома Петроградского Совета были вполне образованными и интеллигентными людьми.

Русская радикальная интеллигенция всегда с полупрезрением относилась к офицерству. К тому же жила она в книжном мире, переполненном ассоциациями с Великой французской революцией. В результате офицерство, еще не успевшее провиниться ни в чем, заранее было объявлено «опорой контрреволюции». Стоит ли после этого удивляться тому, что Керенский и иже с ним вызывали в офицерской среде ненависть не меньшую, чем большевики?

Офицерство по природе своей особенно болезненно воспринимало развал армии. Виновных в этом не нужно было искать — это были все те же политиканы и агитаторы во главе с Керенским. Таким образом, помимо своего желания офицерство действительно превращалось в силу, ратовавшую за восстановление твердой власти. Нельзя, разумеется, преувеличивать степень консолидации внутри офицерского корпуса. Часть офицеров попыталась «демократизироваться», в той или иной мере удачно. На практике это выражалось в заигрывании с солдатами, стремлении взять на вооружение демагогию и революционную фразу. Другая, тоже немалая, часть самоустранилась от происходящего и искала лишь законных путей для дезертирства. Но были среди офицеров и те, кто твердо решил бороться с анархией.