Король Френдзоны (ЛП) - страница 5

стр.

— Кого-то необходимо познакомить с сахаром, — пробормотал он себе под нос, и Эсми усмехнулась в ответ, прежде чем откусила еще кусочек.

Как истинную гурманку, происходившую из рода гурманов, ее волновало то, что она не могла понять какие ингредиенты в печенье. Даже несмотря на неяркий вкус, она должна была разделить его на составляющие.

— Ты серьезно собираешься его доесть? — спросил Джон после второго кусочка.

— Я пытаюсь его распробовать.

— Там нечего пробовать, — ответил он, направляясь к ближайшим мусорным бакам.

— Всегда есть что пробовать, — настаивала на своем Эсми, — но я даже не могу сказать, что за муку она использовала… словно она смешала все виды, но вкус очень размыт. Понимаешь?

Джон откусил печенье.

— Словно ванильная вафля. Нормально, но там нет ничего такого, из-за чего мне захотелось бы доесть ее.

— По крайней мере, подожди, чтобы она не видела, как ты его выбрасываешь, — сказала Эсми, — не надо быть таким грубым.

— Ладно, — произнес он, — но как насчет того, чтобы мы сели в машину, и я угостил тебя достойным десертом, чтобы мы могли отпраздновать тот факт, что мы будем целовать друг друга до конца наших дней?

При упоминании другого десерта, Эсми отдала оставшуюся часть печенья Джону, чтобы он выбросил его.

— Я обеими руками за!


Глава 2

Эсми всегда с легкостью могла найти своего лучшего друга. Когда Хантер был не с ней, то он был в одном из четырех мест — на работе, помогал Люку с новым домом, тренировался в боксерском зале или зависал с ребятами с пожарной станции. Даже если ей не удавалось выследить его с помощью полдюжины одинаковых с ним приложений на телефоне, она все равно знала, где найти его тем утром, когда они с Джоном отмечали помолвку.

Для многих отношения с коллегами заканчиваются в конце смены. Но для Хантера пожарные были его семьей, и семейные обеды стали для них частью традиции.

Сегодня, около двадцати пожарных устроили ранний полуденный пикник — кто-то пришел с парой, кто-то без. Хантер сидел один в нескольких метрах от барбекю. Рядом с ним на земле, около походного стула, лежала пустая тарелка, что свидетельствовало о том, что он уже поел, но бутылка, которую он расслаблено, держал в руках, говорила о том, что он не пытается избежать общения. Так что неудивительно, что Дэрил, судя по всему, со своей девушкой, сидел напротив Хантера. До этого Эсми ее не видела.

Пока она шла через парк к Хантеру, некоторые махали ей, но она осторожно прятала левую руку в кармане, чтобы не показывать ее. Она еще никому не рассказала о помолвке, даже маме. Ей хотелось, чтобы Хантер узнал первым. После него, ее семья, Грейси ее родственная душа, узнают обо всем. Но сначала Хантер.

Поглубже опустив левую руку в карман, Эсми изо всех сил старалась контролировать бешеное биение сердца, приближаясь к группе Хантера.

— Неа, это не так работает, — произносит Хантер, когда Эсми оказывается около него, — Дэрил — черный символ станции. Его работа безопаснее нашей.

Эсми замерла на месте, внезапно насторожившись.

Почему? Почему Хантер решил провести прекрасное воскресное утро, жалуясь на что-то? Эсми посмотрела на девушку Дэрила, чтобы понять, как она восприняла это высказывание и заметила, что та многозначительно покачала головой. Прекрасно. У этой беседы есть два варианта развития сюжета: плохой или не очень плохой.

Да, Дэрил афроамериканец и один из лучших друзей Хантера, и они очень часто шутили по поводу двойных стандартов. Но бесцеремонное отношение Хантера не очень радовало подругу Дэрила, цвет кожи которой был на несколько тонов светлее, чем у Дэрила. Последнее, что хотелось бы услышать девушке с другим цветом кожи, да и любой девушке, ярким и прекрасным утром, так это лекцию о ее расе, зачитываемую голубоглазым блондином.

Эсми почувствовала острую необходимость поскорее уйти, чтобы избежать этой беседы, и вернуться позднее, но Дэрил уже заметил ее. Пути назад не было.

— До второго сезона, — заспорила девушка Дэрила, поднимая пальцы вверх, — в течение первого сезона Дэрил бы стал твоим лучшим другом и доверенным лицом, затем во втором сезоне он бы умер ради боли белого человека и его личностного роста.