Король на краю света - страница 14

– Должен заметить, я тоже о ней невысокого мнения,– прибавил Кит.

– А вас разве не накажут за подобные… заявления? – спросил доктор.

– Конечно, он рискует,– хмыкнул Ди.– Просто считает, что обрел бессмертие благодаря друзьям.

– О, люди без чувства юмора не настолько глупы, чтобы видеть во мне угрозу. Но если бы я им надоел, то сбежал бы с вами в Константинополь и поселился в серале.

– Сомневаюсь, что султан приветствовал бы такое вторжение. Или что ему понравилось бы ваше остроумие.

– Славный турок, я убежден, что ваш народ способен на большее. Я дам вам золотую монету из ваших же родных краев, если пригласите меня в Блистательную Порту, чтобы я сообщил султану следующее: как бог евреев, бог Рима и бог англичан, так и бог мусульман рождены из одной и той же грязи, имя которой – людское тщеславие. Я докажу каждому мужчине при дворе султана, да и гарему заодно, что говорю правду. Когда я уйду, никто из тамошних обитателей не потратит больше ни дня на что-нибудь иное, кроме табака, вина и сладострастия.

– Сперва отдайте монету – после такой лекции вы вряд ли сможете это сделать.

За неделю до отъезда в Константинополь доктор Эззедин, как обычно, после молитвы пришел в личные апартаменты посла, кивнул стражникам снаружи, дважды постучал, объявил о себе и сразу открыл дверь, не дожидаясь приглашения – настолько комфортно он себя чувствовал, действуя согласно общепринятым правилам.

Но если в предыдущие ночи посол был одет ко сну и ждал лишь снадобий, дарующих быстрый сон, да хотел поговорить с доктором о проблемах со здоровьем, то на этот раз он сидел за письменным столом, и единственная свеча, мерцая, озаряла часть его круглой безбородой физиономии и редкие каштановые волосы.

– Садитесь,– со вздохом велел он.

Доктор сел напротив посла, который не спешил говорить: он потер глаза, посмотрел в потолок, снова потер глаза.

– Вас что-то беспокоит? – спросил Эззедин.

Посол помолчал еще несколько тягостных мгновений, затем снова вздохнул, и слова хлынули из него неудержимым потоком.

– Вы совершили поразительную глупость. Теперь у меня нет другого выбора, кроме как ввязаться в эту чушь. Это раздражает. Я считал вас более осторожным и более внимательным к моим потребностям.

– Не понимаю, каким образом я мог не выполнить свой долг перед вами.

– Мальчишка заявил вам, что Господь считает мир дерьмом.

– Откуда вы об этом узнали?

– И вы приняли его предложение заплатить вам за организацию визита ко двору, где он затем поведал бы свою ересь султану и удовлетворил потребности в султанском серале, перед этим заставив всех придворных предаться пьянству и похоти.

– О, нет-нет, все это было в шутку. В английском стиле.

– Шутка? Вы над ней смеялись? А он?

– У них шутят по-другому. Они говорят противоположное тому, во что верят.

– Он именно так поступил?

– По крайней мере, я – да.

– Так вы все это действительно сказали? Донесение правдивое? И вы ничего не сообщили Джаферу.

– Я забыл об этом, когда отчитывался,– слабым голосом ответил Эззедин, хотя отлично помнил момент, когда решил не рассказывать Джаферу ни о чем, кроме обсуждения трав и сексуальной репутации графа Эссекса.

Посол долго смотрел на подбородок Эззедина, потом наконец глубоко вздохнул и сказал, почти улыбаясь:

– Вы знаете, что обладаете в Константинии определенными вещами, которых он желает.

– Вещами? Кто желает?

– Как же вы могли допустить такую ошибку… – Это был не вопрос. Это было сказано почти с жалостью, включая жалость к самому себе: – Он устроит скандал при дворе, когда мы вернемся домой. Ума не приложу, как вам уйти безнаказанным. Будут выдвинуты обвинения, и на них придется ответить; какой-нибудь визирь, который защищает и продвигает Джафера, будет назначен судьей; кого-то из вас накажут. И должен сказать вам, доктор, как человек, который вас уважает, который вам благодарен: Джафер в этом деле вас превосходит. Я сомневаюсь, что вам удастся одержать верх в формулировании своей позиции или привлечь внимание людей, которые смогут повлиять на султана.

Эззедин был ошеломлен потоком известий.

– Но я служил султану верой и правдой.