Король Яяти - страница 10

— Святой человек, я дал клятву, что никогда не отрекусь от мира!

— Почему? — спросил йогин с неожиданным любопытством.

— Мой старший брат все бросил, чтоб стать отшельником, Мать так и не оправилась от горя…

— Ты принц Яяти, наследник хастинапурского трона?

— Как вы могли узнать меня?

— Следуй за мной.

Йогин двинулся в лес, но, сделав несколько шагов, он оглянулся. Я стоял на месте.

— Яяти, — сказал он мягче, — Твой старший брат велит тебе следовать за ним.

У страха много общего с надеждой — оба распаляют воображение.

Я в детстве собирался во что бы то ни стало отыскать Яти, я изо всех сил пытался представить себе, как он выглядит — мой старший брат… И вдруг — эта невероятная встреча в ночном лесу!

Но я ей не был рад.

Остуженный холодным высокомерием речей брата, я тщетно искал, о чем говорить с Яти, сидя в его пещере.

Ибо мы уже находились в пещере. Она была так скрыта перепутанной колючей лианой, что я не заметил входа, пока Яти не раздвинул колючки рукой.

И тут же послышался тигриный рык. Моя рука непроизвольно вскинула лук, но Яти с улыбкой оглянулся.

— Оружие ни к чему, — сказал он. — Тигр зарычал, учуяв незнакомый запах. Он кроток, словно кролик. Я вожу дружбу с ним, с другими обитателями леса. Дикий зверь чище человека.

Яти приласкал тигра, и тот замурлыкал, как котенок.

Я огляделся. Пещера освещалась неровным странным светом. Не сразу понял я, что он исходил от уймы светлячков под потолком. В углах пещеры извивались кобры — мне показалось, что посередине их раздутых клобуков мерцало по драгоценному камню, о которых рассказывается в древних сказаниях.

Яти указал мне направо — на свое ложе.

Мне пришлось склониться пониже, чтобы убедиться, не обманывает ли меня зрение.

Как мог Яти спать на ложе, где изголовьем служил плоский камень, а подстилкой — такие же колючки, что у входа… Яти, мой старший брат, спит на этом ложе? Ради этой жизни он причинил столько страданий матери, отказался от престола, бросил все? Но ведь чего-то Яти ждал от своего отшельничества? Чего? Что ищет человек, который отрекается от мира?

Яги перехватил мой взгляд и, видно, догадался, о чем я думаю. Он раскатал по неровному полу свернутую шкуру антилопы и жестом пригласил меня садиться. Сам сел на ложе из терниев.

Я пребывал в смятении: обстоятельства, которые свели нас в лесу, суровость речей Яти и эта пещера — как будто ожили истории сказителей: покорный тигр, кобры, ложе из колючек…

Передо мной вновь обретенный старший брат — я должен был обнять Яти, заплакать на его плече, помчаться вместе с ним в Хастинапуру, к матери. Но это было явно невозможно, и я растерянно молчал.

И Яти сидел не размыкая губ. Чтобы прервать тягостное молчание, я проговорил:

— Мать будет так счастлива!

— Высшее счастье жизни — отречение от жизни. Все плотские радости — залог будущих горестей. Сам вид красоты лжив, приближение к красоте обнаруживает тленность ее. Нет у человека врага коварней и страшней, чем его собственная плоть. Нет у человека долга священней, чем борьба с ней. Видишь эти плоды? Попробуй. Ничего другого я не ем.

Яти протянул мне горсть плодов, похожих на сморщенные дикие яблочки.

Я взял один и, разломив, положил половинку в рот, как кладут жертвенную пищу, освященную в храме.

Плод оказался страшно горьким. Я, должно быть, поморщился, как Яти и ожидал, потому он тут же изрек:

— Человеку приятно сладкое. Плоды, приятные на вкус, понуждают человека желать их снова и снова, пока не делается он рабом своих желаний. Потворствуя желаниям, лелея плоть, человек скудеет духом. Воздержанием же укрепляется душа. Я питаюсь горькими лесными плодами, дабы очистить и освободить мой дух.

Яти спокойно разжевал и проглотил плод. Я был не в силах последовать его примеру — мне хотелось выйти из пещеры и выплюнуть отвратительный кусочек, который так и остался у меня во рту.

Мы с Яти — единокровные братья, но между нами бездна.

— А плоть бунтует, — продолжал Яти, — и чтобы смирять ее, нужна отвага не меньшая, чем для ратных подвигов. И человеку трудно быть уверенным в себе…

— Как ты решил пойти путем отречения? — осмелился спросить я. — Ведь ты тогда был моложе, чем я сейчас!