Король Яяти - страница 7

Я сделал еще шаг.

Визгливый голос зазвучал во мне:

— Безумец! Куда ты? В долину смерти?

— Нет! — крикнул я. — К вершине славы! И не боюсь! Вершина близко! Я на вершине!

Не помню, как все было дальше. Только помню, что я уверенно взлетел на коня. Конь понесся ураганом. Мне казалось, я мчусь на грозовой туче и молнии подвластны мне.

Круг. Еще круг. Толпа восторженно вопила.

Конь и всадник, животное и человек, белоснежный жеребец и юноша — они слились, их невозможно было отделить, как дурные и добрые деяния, совершенные в прошлых жизнях.

Пятый круг. Последний.

Я понимал, что победил. Мысли мои неслись быстрее коня, унося меня, увлекая за собой. Я не заметил, как падает пена с конской морды, как замедляется бешеный бег.

Пятый круг завершался чуть дальше королевского балдахина, где были мать и отец. Осталось совсем немного. Мне так хотелось увидеть гордость в глазах матери — ведь она пыталась удержать меня! Я повернул голову.

Миг оказался роковым. Я, видимо, ослабил хватку, и жеребец сбросил меня наземь — со всей ненавистью дикого животного к несвободе. Падая, я еще слышал истошные крики, но тут меня поглотила черная бездна.

Одинокий лучик света трепетал на краю бездны. Я не знал, где нахожусь. Сознание вернуло меня к боли, бившейся во всем теле. Кажется, меня швырнуло в воздух, как сухой листок, заверченный ветром. Я упал? Какая боль! Я потянулся рукой к голове. Тяжелое и мокрое.

— Мама! — закричал я во весь голос.

Мои губы едва шевельнулись.

Нежно звякнули браслеты. Мама. Я всмотрелся — нет, не мать. Чужая, незнакомая тень. Где я? А вдруг я уже умер? И лежу не в постели, а у смертных врат? И сама смерть склоняется надо мной? Но если она так прекрасна, отчего же человек ее боится?

— Принц?

— Кто это? Алака?

— Да, принц.

— Праздник уже закончился?

— Давно, принц! Восемь дней назад.

— Восемь дней?

Восемь раз восходило солнце, восемь раз заходило оно. Где же я был все эти дни? Мой разум устал от вопросов. Может быть, это уже не я — только мое тело сохранило прежнюю форму? Потому что я не существовал эти восемь дней!

Я спросил, где мать, и Алака ответила:

— Ее величество в своих покоях. Королева все это время отказывалась принимать пищу. Когда вчера она пришла взглянуть на вас, то лишилась чувств, едва только порог переступила. Лекарь распорядился, чтобы ее уложили в постель.

Поколебавшись немного, Алака добавила:

— От вас лекарь не отходил ни днем ни ночью. Молчал и хмурился. А вчера пощупал пульс и чуть не заплясал от радости. Алака, говорит, принц будет жить. Алака, я боялся, что изменило мне искусство врачевания, что опозорены мои седины. Но теперь я знаю: к полуночи или к рассвету, не позднее, сознание вернется к принцу. Не спи, Алака, пока он не откроет глаза. И помни, что повязка на его лбу все время должна оставаться холодной…

Тут Алака метнулась к подносу, стоявшему у постели. Теперь я мог получше разглядеть ее. Неужели это она склонялась надо мной? Или то была небесная танцовщица?

Я улыбнулся своим мыслям.

Возможно ли, чтобы красота прибывала, как приливная волна в океане?

Я глаз не мог оторвать от Алаки.

— Как же я могла забыть?! — торопилась Алака, выбирая фиал на подносе. — Принесла лекарственный отвар и забыла смочить им повязку… Закройте глаза, мой принц.

— Зачем?

— Лекарь предостерег меня, что ни единая капелька лекарства не должна попасть в глаза.

— Мои глаза не закрываются.

— Почему не закрываются?!

Ну как было объяснить ей, что я не в силах оторваться от ее внезапно расцветшей красоты? А вдруг Алака обидится? Она ведь мне почти сестра — мать Алаки была моей кормилицей. Даже мой отец выказывал Калике знаки почтения, а мать относилась к ней как к родной. Когда я был ребенком, мне говорили: слушайся Калику, она тебе вторая мать.

Алака — дочь Калики, а я тут…

— Не закроете глаза, я с вами разговаривать перестану! — совершенно по-детски объявила Алака, я сразу почувствовал себя мальчишкой, будто эти слова погнали реку жизни вспять и ее воды отнесли меня обратно в детство.

Я быстро зажмурился.

Мы с Алакой вместе росли во дворце. Малышами мы были постоянно вдвоем, играли, ссорились, мирились. Когда мне исполнилось шесть лет, меня стали выводить на дворцовые приемы, возили по городу, наряжали на торжественные церемонии, брали на праздничные шествия — я все реже играл с Алакой, а потом и вообще забыл о ней.