Королева - страница 17

Лодка обогнула песчаную отмель, по которой на длинных ножках бегали, посвистывая, точно играя в забавную игру, кулички, быстро снявшиеся при шуме вёсел, и пристала к ней с другой стороны, где берег был немного покруче.

Тут и было место стоянки. Славное место!

Песок наносный, золотистый и мелкий, как на подбор, у берега, а немного дальше густой пахучий тальник, за зелёной стеной которого целый лес дубов, вязов, осокорей, старых и молодых, цветущих и поломанных бурями и грозами, и поваленных буйною в половодье водою. Там целыми кучами валялся и гнил бурелом, великолепная пища для огня, и стояла такая тишина, что доносился явственный шорох воды, подмывавшей глинистые берега, сливавшийся с гудением несметных в летнее время комаров и мошек.

Река около этого места была узкая и стремительная. Она делала неподалёку, выше, крутой поворот; течение било прямо в обрыв, от обрыва также с силой отбивалось под таким же углом к противоположному берегу, очень высокому и крутому, покрытому огромным старым лесом, впереди которого как-то неожиданно возвышалось большое кряжистое, совсем голое, расщеплённое молнией, старое дерево: точно оно завело сюда всё это полчище зелёных великанов, и они с обрушившимся на него проклятием, омертвившим его некогда могучий стан, толпясь, остановились здесь и замерли навеки, слушая тихий шум и плеск живой и стремительной реки. Отсюда река бежала дальше, образуя налево от того места, где остановилась компания, глубокий омут, где вода всегда казалась почему-то мутнее, чем рядом, может быть, оттого, что над омутом свесила густые и печальные ветви ива.

— Искупаемся, господа, — предложил Курчаев, зачерпывая чайником воду. — Вода тёплая. Перед чаем освежиться приятно. Дамы ошую, а кавалеры одесную.

Песчаная отмель шла далеко вниз и пряталась за непроницаемою стеною деревьев. Все приняли предложение Курчаева и, быстро разведя костёр и повесив над ним на козелках, сохранившихся от рыбаков, большой чайник, разошлись: дамы — направо, а мужчины — налево.

— Серёжа, ради Бога, будь осторожнее! — обернувшись крикнула ему сестра.

Серёжа обернулся и улыбнулся ей спокойной и нежной улыбкой, затем перевёл глаза на лицо королевы, которая также оглянулась назад, и в уме у него блеснула мысль:

«Открыться ей, или не открыться, что я прочёл письмо? Или сейчас, или никогда!.. Но какой в этом смысл? Это только увеличит её без того унижающее горе».

Ему самому это не представлялось уже теперь столь важным, и он вспомнил слова королевы: «Наша жизнь, — это кладбище. Когда вы увидите хоть одну дорогую могилу, своя собственная вам уже не покажется так страшна. Всем только и приходится хоронить себя по частям».

Для Серёжи этой дорогой могилой было её счастье, которое заживо схоронил его брат. Надо воскресить его. Второй могилой — была его собственная чистая первая и последняя любовь. Этого уж не воскресишь.

Но зачем же хоронить себя по частям, когда можно сразу? Только как это сделать? А надо сделать скорее, иначе пройдёт это светлое и тихое отношение к всеисцеляющей смерти, которая теперь уж не казалась ему противной. Наоборот, у неё были глаза королевы, и она глядела на него этими глазами из воды.

Серёжа стал медленно раздеваться.

Снимая сапоги, он коснулся руками могильной глины и вдруг с поразительною ясностью увидел могилу и по пояс работающих в ней могильщиков.

Также они и мне скоро будут рыть могилу, а кто-нибудь, так же, как я, придёт и будет заглядывать туда, и ему также покажется, что его должны туда столкнуть.

И Серёжа улыбнулся чему-то, и когда взглянул на своих спутников, также разоблачавшихся на песке и о чем-то споривших между собою, они показались ему маленькими-маленькими, точно это были не живые люди, а хорошо сделанные говорящие куклы.

Он встал и, не отряхая глину с руки, направился к воде, ощущая странную пустоту во всем теле. Сердце его как будто опустилось куда-то вниз и вместо сердца также была пустота.

Курчаев и Маркевич перестали спорить и совсем голые разлеглись на песке. Перед самою водою Серёжа остановился, и ему захотелось также голым, как они, полежать на песке, ничего не чувствуя, ни о чем не думая и только глядя на небо да слушая мягкий шорох воды у берега. Он лёг и устремил глаза в небо.