Королева Бланка - страница 40

Агнесса де Боже рассеянно слушала кардинала. Глядя на него, она украдкой, а то и вовсе не таясь, бросала быстрые недвусмысленные взгляды на Бильжо. Положительно, этот человек начинал ей нравиться. А она ему? Неплохо бы это выяснить. Она решила как можно дольше не отводить глаз от его лица. Должен же он поймать ее взгляд!

И это случилось. Но лишь на мгновение. Бильжо отвел глаза и стал смотреть сначала на кардинала, потом на Феррана, на королеву, в окно… и вдруг опустил голову. Но так уж устроен человек, что непременно желает снова взглянуть туда, откуда были устремлены на него чьи-то глаза. Он словно бы хочет проверить при этом, случайно ли он поймал на себе взгляд или тот задержался на нем в силу каких-то причин. Агнесса хорошо знала об этом и ждала, когда Бильжо снова посмотрит на нее. Не сможет не посмотреть, повинуясь человеческой природе.

Так и вышло. Их взгляды встретились снова. На этот раз Бильжо не спешил отвести глаза. Случайно или нет вновь скрестились их взоры? Похоже, нет. Не смущаясь, Агнесса продолжала глядеть на него. Он опять сделал вид, что не понимает причину столь явного внимания к себе. Агнесса старалась прочесть по его лицу ответ на мучивший ее вопрос, заметить на нем следы хоть малейшего смущения, но не увидела ничего. С таким же успехом она могла бы вопрошать гипсовое изваяние великого Александра, стоявшее в углу комнаты и молча взиравшее на нее из глубины веков.

Нужна была третья попытка. Человек, кто бы он ни был, два раза поймав на себе чей-то любопытный взгляд, да еще и сопровождаемый улыбкой, не сможет не взглянуть в это сторону еще раз. И Агнесса убедилась в этой аксиоме, снова увидев устремленные на нее холодные глаза. Она недоумевала: хоть бы малейшая искра любопытства вспыхнула в них или дрогнул мускул лица! Ничего этого не было и в помине. Перед ней стоял истукан с лицом ничуть не живее вырезанного из дерева языческого божества.

Это вызвало у нее досаду и желание во что бы то ни стало добиться того, чтобы на лице этого деревянного идола появилась хотя бы слабая улыбка. Это дало бы ей пусть маленький, но все же шанс на то, что следующая встреча с этим отлитым из бронзы Аргусом окажется теплее.

Такую цель она поставила перед собой и поэтому не торопилась в Провен. Бланка была только рада этому – у нее нашлась приятная собеседница среди окружавших ее мужчин.

Что касается беседы с узником, то она (не без известного подарка со стороны правительства в виде двух замков) принесла желаемые плоды: Ферран Фламандский стал верным вассалом короны и никогда не изменял королю.

А Генрих III, как ни был этим раздосадован, все же не посмел порвать торговый договор: Фландрия платила ему за шерсть золотом и серебром.

Тибо, казалось, и вовсе забыл о Шампани и своем дворце в Провене, этом обиталище муз, в лице прекрасных дам, страстных любительниц и покровительниц певцов и поэтов. Его мысли были заняты дамой его сердца. Как только Бланка оставалась одна, он тотчас спешил к ней, дабы усладить ее слух новыми признаниями в верности и любви, выражавшимися в стихотворной форме. Целыми днями Тибо только тем и занимался, что сочинял свои мадригалы, которые декламировал вдовствующей королеве.

Бланка, скрывая усталость, апатию, а порою и раздражение, молча, выдавливая из себя приветливую улыбку, слушала его. Нетрудно было понять эту женщину. Ей было уже далеко за тридцать – не тот возраст, чтобы с упоением внимать бесконечным и едва ли не однообразным песенкам, в каждой из которых молодой граф без устали восхвалял добродетели прекрасной дамы своих грез. К тому же она недавно родила последнего ребенка – сына Карла, будущего короля Сицилии и Неаполя, правление которого вызовет народное восстание, вошедшее в историю под названием «Сицилийской вечерни».

Тибо, безусловно, понимал, что становится чересчур назойливым, но ничего не мог поделать со своей любовью. Он обожал сидеть напротив Бланки, глядеть в ее глаза и, держа ее руки в своих, говорить ей о любви. Иногда, разумеется, он «переключался» и рассказывал весьма любопытные пикантные истории из жизни провенского двора, потом клял на чем свет стоит графов Бретонского и Булонского, а заодно с ними Лузиньяна, по выражению самого Тибо «ренегата без души и сердца». Это они заманили его, возведя поклеп на королеву-мать и обещая пост первого министра при новом правительстве. Но очень скоро разговоры о политике надоедали ему, и он вновь принимался терзать уши вдовствующей королеве своими любовными излияниями.