Королева мрака - страница 19

В последней фразе было столько открытого дружелюбия и участия, что Эрик забыл о своей ноющей челюсти. Он утвердительно кивнул:

— Да, сэр.

— А теперь покажи мне, где я буду спать.

Без всяких указаний Эрик подхватил дорожный мешок кузнеца и его плащ.

— У Тиндаля не было семьи, поэтому он спал здесь. Сзади есть маленькая комнатка, а я спал на чердаке. — Эрик пожал плечами. — Когда он умер, я даже не подумал о том, чтобы перебраться в его комнату. Наверное, привычка. — Выйдя через заднюю дверь, он подвел Натана к пристройке, которую Тиндаль приспособил под спальню. — Мой бывший мастер редко бывал трезв, и я боюсь, что комната… — Эрик распахнул дверь.

Их встретила такая вонь, что он поперхнулся. Натан чуть помедлил, потом отступил на шаг и сказал:

— В свое время мне приходилось работать с пьянчугами, парень, это запах прокисшей блевотины. Никогда не пытайся утопить свои беды в вине. Это медленная и болезненная смерть. Смело встречай их, а одолев, забывай про них.

Что-то в его голосе подсказало Эрику, что Натан не просто повторяет старую мудрость, а говорит убежденно.

— Я наведу здесь порядок, сэр, а вы пока отдохните в трактире.

— Пожалуй, мне лучше лична познакомиться с трактирщиком, в конце концов он — мой арендатор. И кроме того, я не прочь перекусить.

Внезапно Эрик осознал одну вещь, о которой до сих пор не задумывался. Должность кузнеца предоставлялась гильдией и патент давал исключительное право на работу в городе, но в остальном кузнец, как любой ремесленник или лавочник, должен был сам подыскать и оборудовать себе рабочее место.

— Сэр, у Тиндаля не было семьи. Кому…

Натан положил руку Эрику на плечо.

— Кому я должен заплатить за инструменты?

Эрик кивнул.

— Мои собственные инструменты идут медленной скоростью и прибудут со дня на день. У меня нет ни малейшего желания присваивать то, что не принадлежит мне по праву. — Натан в задумчивости поскреб отросшую за день щетину. — Договоримся так: когда ты соберешься покинуть Равенсбург и начать собственное дело, то заберешь их. Ты был его последним учеником и по традиции именно ты должен выкупить у вдовы все инструменты. Но семьи у него не было, так что и выкупать не у кого, не так ли?

Эрик понимал, что ему сделано невероятно щедрое предложение. Было принято, что ученик подрабатывал во время учебы, чтобы, получив степень подмастерья, мог сам купить полный набор инструментов и наковальню, а также при необходимости оплатить постройку кузницы. Поэтому большинство подмастерьев начинали карьеру с весьма скромным набором орудий труда, а Тиндаль, при всей его лености, был коваль-мастером целых семнадцать лет и имел любой инструмент, какой только существует в кузнечном деле, а некоторых у него было даже по два и по три. При хорошем уходе их хватило бы Эрику на всю жизнь!

— Если хотите, я провожу вас на кухню.

— Я найду дорогу. Только скажи мне, когда комната будет прибрана.

Эрик кивнул. Натан направился к задней двери трактира, а юноша, набрав в грудь побольше воздуха, нырнул в каморку Тиндаля. Первым делом он распахнул настежь окно, но это не помогло. Эрик с трудом сдерживал тошноту, хоть и был привычен к резким и неприятным запахам кузницы или амбара. Как можно быстрее он собрал в кучу все тряпки и выволок их наружу. Глаза у него слезились. Отвернув голову и стараясь дышать через рот, он поспешил к большой железной лохани, которой мать пользовалась для стирки, и швырнул туда постель и одежду Тиндаля. Когда Эрик начал разводить под лоханью огонь, подошла Фрейда.

— Кто этот человек, заявляющий, что он — новый кузнец?

Эрик был не в настроении ругаться с матерью, поэтому он миролюбиво ответил:

— Новый кузнец. Его прислала гильдия.

— А ты сказал ему, что здесь уже есть кузнец?

Эрик закончил разводить огонь и выпрямился.

— Нет, — ответил он как можно спокойнее. — Кузницей распоряжается гильдия. А я в гильдии не состою. — И, думая об инструментах Тиндаля, добавил: — Натан очень великодушен, он оставляет меня. Он оформит меня в гильдии как своего ученика и…

Эрик был уверен, что мать начнет спорить, но вместо этого она лишь коротко кивнула и молча ушла. Пораженный, Эрик стоял, глядя ей вслед, пока треск огня под лоханью не напомнил ему о деле. Он бросил в лохань лепешку твердого мыла и принялся помешивать воду вальком, чтобы оно разошлось побыстрее. Вода постепенно бурела, а ему все не давало покоя странное поведение матери. Никогда раньше он не чувствовал такой безысходности, исходящей от нее.