Короли Кипра в эпоху крестовых походов - страница 10

Не способствовали спокойной жизни в Европе в конце XI в. проблемы, доставляемые природой. Накануне Первого крестового похода по странам прокатились голод и болезни, связанные с так называемыми «семью тощими годами». Невысокий уровень агрикультуры, с одной стороны, и увеличение численности населения — с другой, не давали возможности справиться с трудностями, поставили на грань обнищания не только простой народ, но, по словам хронистов, даже феодалов[31]. Голод — далеко не последняя причина, которая побуждает человека бросить свой дом, тронуться с места (ибо многим нечего было терять) и искать возможность выжить в других землях. Наверное, не случайно Первый крестовый поход был и самым массовым и самым стихийным. Никогда более не приходила в движение вся Европа, никогда более крестоносная идея не занимала настолько умы простого народа. На фоне бедствий, голода, болезней и несчастий, когда, казалось, все проблемы слились воедино, особое впечатление должны были произвести рассказы паломников о Земле Обетованной, о ее богатствах и изобилии. Волей-неволей европейцы обращали все больше свои взоры на Восток в надежде на выживание. Человек, лишенный всякой гарантии не только для своего имущества, но и для собственной жизни, лихорадочно искал новые пути решения проблем и новые выходы из кризиса. Однако голодом и разорением можно объяснять массовость лишь Первого крестового похода, но не последующих: ведь вне зависимости от голода крестовые походы продолжались на протяжении нескольких веков.

IV. Наконец, далеко не последнюю роль в проведении крестовых походов, а в психологическом отношении, пожалуй, первостепенную, сыграло истинное религиозное рвение, религиозная экзальтация воина-крестоносца, его искренняя вера в то, что он ведет Священную войну за освобождение Гроба Господня, и через свои деяния, свои помыслы очищается и спасает свою душу. Крестовые походы дали тот новый ориентир в жизни, который был столь необходим — возможность достижения «Божьего мира», и новую цель в жизни — освобождение Гроба Господня. Появилась и новая сила — армия крестоносцев, «войско Господне». Святой Крест стал оружием, приносящим победу.

Итак, политика папства, красочные рассказы паломников о Святой Земле, социально-экономические проблемы разжигали огонь истинного религиозного чувства, которое было присуще средневековому человеку в принципе. Совокупность и сложное переплетение различных факторов бытия феодальной Европы XI в., различных проблем, религиозных верований, настроений и мировоззрений получили в области идеологии религиозную форму «Священной войны», а в области политики — форму крестового похода. Экспедиции крестоносцев, по сути своей не являвшиеся чем-то новым, если рассматривать их только как завоевательные войны, стали новым типом войны в истории Средневековья. Это не была обязательная феодальная служба. Это была «добровольная» война, т.е. это был исключительно добровольный акт покаяния и самопожертвования во имя Господа; каждый заключал договор с самим Христом («negotium Christi») и зависел исключительно от него. Крестовые походы оказались снадобьем, нарушившим размеренное течение жизни тогдашней Европы, деянием, открывшим новый период в истории и культуре средневековой Европы.

Выше мы коснулись причин возникновения крестоносного движения в Западной Европе. А что же Византия? На первый взгляд кажется странным, что христианская страна не только не приняла крест, но и с большим опасением и даже враждебностью отнеслась к крестоносцам, хотя, безусловно, иногда она пыталась использовать крестоносное войско в своих политических интересах. В чем же дело, в отличиях дипломатической линии Византии, в страхе, что крестоносцы — эта рыцарская вольница — окажутся на ее территории, или же имели место причины религиозного и идеологического характера, не позволявшие византийцам принять крест? Дело в том, что борьба с неверными была постоянной, насущной проблемой для Византии. В силу своего географического положения империя вот уже несколько столетий воевала с мусульманами: персами, арабами, турками-сельджуками. Вряд ли Византию можно было зажечь кличем «На Восток!» Для византийца Восток — это не далекая и неведомая благодатная земля. Это его собственная земля, хорошо ему знакомая и воспринимаемая как своя, родная, но лишь временно утраченная.