«Короли» снимают табель - страница 17
— За это время началась война, — говорю я тихо. — Понимаешь, Марго, война? Ты, конечно, не знаешь, что такое война, да еще в блокадном Ленинграде…
— Ну, а когда война кончилась? — нетерпеливо прерывает молчание Марго.
— После окончания войны Иван Александрович, который с первого дня ушел на фронт, снова вернулся в ресторан. Подходит он как-то к столику заказ принять. Стоит ждет. И слышит, вдруг кто-то таким знакомым голосом говорит: «Как всегда, Иван Александрович, куропатку с брусничным вареньем». Он так весь и дернулся — чуть поднос не уронил.
Так и есть — они! Ох, как же изменились! Худые, одни глаза. У него все виски седые. А у нее возле губ морщинки. А ведь им всего по двадцать с небольшим! Заказали они себе ужин. Куропатки, конечно, никакой и в помине тогда не было. В меню, спасибо, котлеты значились с пшенной кашей. Да и то по талонам. Но шампанское нашлось. Иван Александрович попросил, чтоб его ради такого случая подменили. И уселись они за столик втроем. В тот вечер разговорам конца-краю не было. Через что только не пришлось им пройти за эти годы!
Юрий в первые дни войны ушел на фронт. Аня работала в родном Ленинграде, рыла траншеи. Родители умерли во время блокады, осталась она одна, и от Юрия вестей никаких. Чего только ей не пришлось пережить! А тут бомбежки, голод, ранение, эвакуация с госпиталем на Урал. Но все время, не переставая, ждала она вестей от Юрия. А он в окружение попал, потом к партизанам перебрался. Вот и встретились только после салюта Победы.
Марго нервно теребит стебелек.
— А теперь что с ними? — спрашивает она уже просто, у нее явно пропала охота острить. — Или вы не знаете? — Она вопросительно и требовательно смотрит на меня.
— Почему же, знаю, я ведь изредка вижу Ивана Александровича. Так вот он каждый год шестого декабря ставит на маленьком столике в углу табличку «Занято». Опускает в серебряное ведерце со льдом бутылку «Советского шампанского». И собственноручно выбирает вместе с шеф-поваром самую мясистую куропатку. Словом, приготовляет все к их приходу. Он знает — в этот день они непременно придут. И они приходят. Да, конечно, многое за это время изменилось — оба давно окончили институты, он успел построить десятки домов, она выучила многих. И только их любовь осталась неизменной и по-прежнему молодой.
— Целых двадцать лет! — удивленно говорит Марго.
— Двадцать три, — уточняю я.
— Бывает же такое, — Марго смотрит на меня изумленно.
И теперь я впервые замечаю, какие у нее синие, до невероятности синие глаза.
Сегодня спозаранку к нам ворвалась Лычкина и с искаженным лицом принялась орать на всю комнату, что у нее «сперли юбку», которую она повесила на дворе сушиться, и что «это дело рук Людки Чувакиной, которая осмелела благодаря тети-Марусиному покровительству», и что она, Лычкина, выведет всех на чистую воду. И если юбка не отыщется, без никаких натянет или вельветовую юбку Маргошки, или коричневую от костюма самой звеньевой. И Лычкина подкрепила свое заявление потоком слов, которые недаром относят к «подзаборным».
Мы: баба Киля, тетя Маруся, Марго и я, как вскочили с кроватей, так и стояли, словно нас помоями облили. Но, как ни безобразна была форма, в которую облекла свое возмущение эта хулиганствующая особа, по существу-то она была права — юбка пропала на самом деле.
Сгоряча тетя Маруся, кое-как одевшись, а следом за ней и мы в наспех накинутых платьишках бросились к Чувакиной. Та еще спала. Спросонья никак не могла понять, чего от нее хотят. Поняв, разревелась. Рывком вытащила из-под кровати чемодан. Начала лихорадочно выбрасывать свои пожитки. «Нате смотрите, проверяйте! — вне себя кричала она. — Сдалась мне ее тряпка, когда у меня три отреза лежат».
Беспрецедентный случай взбудоражил поселенцев. Такого еще не бывало. Комендант стал сам не свой. И что же это будет, если один у другого начнет таскать вещи? Сегодня у Лычкиной недостает юбки, завтра, к примеру, кто-то хватится кофточки. Нет, воровство надо пресечь в корне. Чтоб больше неповадно было.
Вот о чем говорил Каляда, когда собрал нас всех после работы прямо в поле. Потом выслушали Лычкину. Потерпевшая сперва было привычно ругнулась. Но Каляда ее сразу же осадил. Та только плечами передернула.