«Короли» снимают табель - страница 43

Предав земле проспиртованные останки друга юности, вконец расстроенный Севастьянкин выпил «на помин души», как позднее признался, «по рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей».

Короче говоря, являться в милицию Севастьянкину не пришлось — в полубесчувственном состоянии он был доставлен прямо в вытрезвитель.

На следующий день, когда мы с комендантом разговаривали в одной из комнат общежития, там появился Севастьянкин — приземистый мужчина лет сорока. В такой же, как у всех, телогрейке, в таких же заляпанных грязью сапогах. Небритый, угрюмый. И почему-то при его появлении все начали пересмеиваться.

— Ну, сейчас начнется потеха! — предупреждает кто-то.

Вошедший не спеша исподлобья обводит комнату колючим взглядом и, мрачно уставившись на коменданта, монотонно, без всяких знаков препинания, начинает тираду:

— На работе будь здоров вкалываю, а как всякому трудящемуся мне законный отпуск положен, об чем я не раз говорил лейтенанту, а он затвердил одно, как, мол, тебя отпускать, попадешь, чего недоброго, в вытрезвитель, а чего я не видал в этом вытрезвителе, как будто я одесских вытрезвителев не знаю, да я по всему Союзу в каждом городе вытрезвитель указать могу.

Последние слова тонут в хохоте — смеется вся комната.

— Ну, и чем дело кончилось? — капитан спрашивает, конечно, только для того, чтобы еще раз послушать прирожденного комика — он-то ведь уже наверняка знает, чем окончилась эта эпопея с отпуском.

Стоило Севастьянкину снова открыть рот, как вся комната мгновенно притихла — ясно было, что его импровизированные рассказы пользуются здесь успехом.

— Все-таки я уломал лейтенанта. Подписал он мне отпускное, — все тем же бесстрастным тоном продолжает рассказчик. — Но печати не хватало — заедешь, говорит, в райцентр, все равно мимо проезжать будешь.

Слушатели, тоже, видимо, неоднократно слышавшие эту историю, буквально закатываются от хохота.

— Ну, ехать мне надо было еще через два дня, — все с тем же индифферентным видом шепелявит Севастьянкин. — Дай, думаю, подлечусь немного, а то нехорошо в дорогу отправляться, когда под ложечкой сосет. Как бы воспаление легких не подхватить, думаю. И взял перцовочки — она, заметьте, от всех болезней помогает. Пропустил я ту бутылочку исключительно как лекарство. Только это меня по-настоящему прохватывать начало, вдруг — бац! — начальство откуда ни возьмись понаехало. И стукни мне в дурную башку — самый, мол, подходящий момент, чтоб печать пришлепнуть. Ну и пришлепнул…

Все смеются — ведь именно поэтому-то злополучного неудачника и не пустили в очередной отпуск.

— Вам бы в больнице полечиться, — робко советую я. И не понимаю, почему такой разумный совет вызывает новый взрыв смеха.

Оказывается, история лечения Севастьянкина тоже стала здесь своего рода фольклором. Однако Севастьянкин не заставляет себя упрашивать — он с готовностью повторяет ее для меня.

— Что же, я не лечился, что ли, — говорит он своим скучным голосом, и все сразу притихают. — Еще в шестидесятом угодил на принудлечение, а толку чуть. Врачи первым долгом как придут: «Ну-ка, больной, дыхните». Я дыхну, они за голову хватаются: «Да от него же за версту несет». И ну сестер распекать. И строжайший наказ дают, чтобы «к этому пьянчужке», ко мне то есть, ни под каким видом алкоголь не допускать, чтобы никаких посетителей, значит, и тому подобное, а ко мне и так никто не ходит. А разит все по-прежнему. Ну, в конце-то концов они дознались, высмотрели, как я ихней же микстурой опохмеляюсь. Если нос зажать да всю склянку разом махнуть, очень даже действует — микстурка-то на чистом спирту изготовлена. После этого заизолировали меня и стали поить проклятущей микстурой по одной ложке. Противно, аж с души воротит…

После выписки из больницы «алкоголик со стажем» был направлен на поселение.

И хотя рассказывал Севастьянкин о себе по-прежнему комично, смеяться уже не хотелось. Какой тут смех, когда судьбу человека решает «белая головка»!

Впрочем, когда на следующий день спозаранку я увидела вчерашнего рассказчика в ремонтной мастерской, трудно было представить себе, что это тот самый Севастьянкин. Как старательно возился он с мотором, как ловко вывинчивал какие-то малюсенькие винтики, как умело орудовал слесарным инструментом!