Кошачий глаз - страница 10

– Стигия – темное, злое место, – наконец отозвался Муртан. – Мне делается не по себе, когда я слышу о ней. Представить жутко, что бы со мной сталось, если бы я осмелился туда отправиться.

– И тем не менее там есть на что посмотреть, – невозмутимо разглагольствовал Грист. – Я встречался с людьми, вернувшимися оттуда, и они рассказывали настоящие чудеса. Между прочим, лгут все те, кто утверждают, будто из Стигии нет пути назад. Это все ерунда, порожденная пустыми суевериями трусов.

– Трусы? – переспросил Муртан. Его красивые темные брови сдвинулись над переносицей, в глазах вспыхнуло пламя. – Кажется, ты произнес это слово?

– Да, – откликнулся Грист. – Впрочем, я не имел в виду никого конкретного. Среди моих друзей нет трусов. – Одним махом Грист осушил бокал и велел наполнить его снова. – Некоторое время я общался со стариком, который служил при храме одной богини… Старик, по правде говоря, был весьма жалок и производил неприятное впечатление. Он жил одиноко, в убогой лачуге. Но я… – Он помолчал, очевидно, не желая признаваться в том, что обитал в похожей лачуге неподалеку. – Я часто навещал бедных и убогих, – нашелся Грист. – Однажды мне повезло в игре в кости, и я дал обет Белу не оставлять тех, кому повезло куда меньше.

– Очень правильный обет! – подхватил Муртан.

Прочие гости также разразились одобрительными криками и выпили в честь Гриста.

– Всеми заброшенный, старый служка богини доживал свой век в большой бедности, – говорил Грист задумчиво. – Перед смертью он неожиданно повел весьма странные речи. «Коль скоро ты был добр ко мне, – так сказал старик, – то я отблагодарю тебя по-своему». – «Твоего повеселевшего взгляда мне было достаточно, и никакой иной благодарности мне не требуется», – ответил, помнится, я.

Галкарис вздрогнула от возмущения, ее пальцы сильнее сжали ручку кувшина, которую она держала. Рассказ Гриста с каждым новым словом звучал все более фальшиво, и девушка не понимала, почему другие слушатели этого не замечают. Очевидно, потому, что все они изрядно пьяны, решила она наконец.

– Но старик настаивал на своем, – продолжал «благородный» Грист, – и в конце концов я согласился, лишь бы не огорчать его. И что же? Он завещал мне все свое имущество. Мне, помнится, стоило больших усилий не засмеяться ему в лицо. Что он мог завещать мне, кроме блох, водившихся в его рваном матрасе? Но он объявил о своем намерении таким торжественным тоном, что поневоле пришлось подыграть бедняге и сделать вид, будто меня так и распирает от восторга. «Я счастливейший из смертных, – так я сказал несчастному, – трудно переоценить твой дар, ведь ты отдаешь мне все, чем владеешь, а большинство людей трижды подумает прежде, чем отдать другому хотя бы тысячную долю своего имущества». – «Это правда, – ответил старик, – но ты заслужил большего. Ты поистине заслуживаешь всего…»

И с этими словами он умер. Душа его отлетела к богине, которой он служил все эти зимы, служил явно, а потом и тайно. Я многого так и не узнал о его жизни.

Грист выдержал драматическую паузу, выжидая, пока молчание за столом не сделается общим. Воцарилась полная тишина. Каждый из присутствующих затаил дыхание, ожидая продолжения истории.

– Итак, я остался полновластным хозяином всего имущества умершего нищего, – молвил Грист. – Незавидная участь, скажете вы? Ничуть не бывало! Я распорядился насчет похорон и в последний раз огляделся в хижине: Неожиданно мое внимание привлекла поленница, сложенная в углу. Казалось бы, ничего особенного: бедняк заранее заготовил дрова, чтобы топить у себя печь или готовить еду. Но все дело заключалось в том, что в хижине не было никакой печи! Зимой она обогревалась углями, лежавшими на маленькой жаровне, а летом в этом и вовсе не возникало надобности. Что до пищи, то старик никогда не готовил. Он питался тем, что подавали ему добрые люди. Иногда его кормили на чьей-нибудь кухне или просто выносили ему отбросы…

– Мы в знатном доме! – не выдержал один из гостей Муртана. – Мы сидим за богатым пиршественным столом и нам не нравится, что нас пичкают историей о старике, который питался отбросами!