Космотехника - страница 3

А дальше шло самое интересное. Оказывается, один московский ученый определил, что это за сигнал. Не то чтобы понял его, но на основании каких-то расчетов решил, что сигнал не послание, а нечто вроде зашифрованного указания, как построить что-то такое… В общем он высказал только гипотезу, и не все с ней согласны, но если это так…

Мы с Кимом очень обрадовались, что у Фышлера и в самом деле с сигналом получилось все, как он хотел. Мы рассказали об этом Руслану с Седовым, когда вернулись в гостиницу, и те тоже обрадовались, а Руслан сказал:

— Вы просто не понимаете, что значит это открытие. Вы погрязли в суете ежедневности и обыденности. А ведь наступил-таки день, когда космос заговорил с нами как с равными. И сказал: «Здравствуйте, братья по разуму. Слышите ли вы нас?»

— Да, но если этот сигнал пришел за много световых лет, то и запустили его, когда мы еще никаких телескопов не имели, — возразил Ким.

Но Кима никто не поддержал.

— Завтра или послезавтра в других газетах будет, — сказал Седов. И оказался прав.

Потом появилось сообщение о том, что достигнуты предварительные результаты в расшифровке сигналов. А тем временем на Памирской станции уловили еще один сигнал из того же источника на той же волне, уже другой по типу. Новостей было хоть отбавляй. У нас в Ленинграде, в Америке и во Франции вычислительные машины перерабатывали информацию для того, чтобы, следуя указаниям со звезд, построить аппарат или корабль.

В Ленинград я попала как раз в разгар событий, когда работы вычислителей и строителей кончались. И когда я рассказала маме про то, что я знакома с самим Фышлером, мама ответила:

— Я его видела по телевизору.

А я подумала, может быть, он помнит о нашей встрече! У меня был его домашний телефон. Ребята об этом не знали. Он дал мне его, когда мы прощались в Хороге, — у нас дома нет телефона.

И в тот же вечер позвонила Фышлеру.

— Можно попросить Бориса Иосифовича? — сказала я.

— Я у телефона.

— Вас беспокоит Кира. Может, вы помните, как мы приехали к вам на Памир…

Я говорила и краснела на глазах — хорошо еще, что телефоны пока простые, а не цветные видеофоны. И чего только я звоню! Он сейчас начнет вежливо колебаться, и постарается вспомнить геологиню, и не вспомнит. Я чуть было не бросила трубку. Но он сказал сразу:

— Здравствуйте, Кира, как хорошо, что вы позвонили. И не надо только звать меня Иосифовичем, это почти что старик Хоттабыч.

И сказал это он так просто, что я поняла: помнит меня и даже не забывал.

— Я решил было, — сказал он, — что вы совсем загордились и астрономы у вас не котируются. Ну, как живете?

Мы с ним немножко поговорили, и я уже не жалела, что ему позвонила. А потом он сказал:

— У меня для вас сюрприз, Кира. Вы завтра свободны в одиннадцать утра?

— Да.

— Я за вами заеду. Можно?

Это не очень удобное время для свидания, но я согласилась. Он заехал точно в одиннадцать, и я сама открыла ему дверь.

— Заходите, — сказала я ему.

Он совсем не изменился. Только там, на Памире, он был в толстом свитере, а сейчас на нем отглаженный костюм и белая рубашка с галстуком. И у него оказались голубые глаза. И ботинки были хорошо начищены — я ненавижу мужчин, которые не чистят ботинок.

— Нет, — сказал он. — В гости я приду в другой раз, если позволите. Сегодня у нас дело. Вы одеты? Даю пять минут.

У подъезда стоял голубой «Москвич», довольно потрепанный. Он открыл мне дверцу, и мы поехали. Мы остановились перед большим новым домом на Лесном. В вестибюле слонялось несколько человек, все старше Бориса, но они сами подходили к нему, и жали ему руку, и оттеснили меня от него, и я почувствовала, что я здесь совершенно ни при чем, и чуть было не ушла потихоньку, но тут Борис раздвинул людей, взял меня за руку.

— Познакомьтесь. Кира, которая присутствовала при первом приеме сигналов…

Они сначала немного удивились, но потом один сказал:

— Именно вам и интереснее всех увидеть, что получилось.