Костотряс - страница 42

стр.

Но вскоре Брайар стала там и сям различать сквозь круговерть облаков мелкие детали. Вот мелькнул краешек тотемного столба[10] и тут же растаял. Церковный шпиль пронзил убогую пелену и снова сгинул.

— Мне показалось, вы упоминали какие-то трубы…

И тут она увидела. Их судно зависло совсем рядом, так что заметить воздуховод можно было только под углом. Труба выделялась канареечно-желтой расцветкой, подпорченной белым вороньим пометом, и покачивалась взад-вперед, но не слишком ощутимо. Опорой ей служил каркас необычного и ненадежного вида, вроде накладки под женской юбкой. К чему труба крепилась, Брайар не разобрала — должно быть, к какой-нибудь кровле или к останкам деревьев.

Раструб воздуховода возвышался над ядовитым туманом. Он с легкостью вместил бы не только Брайар, но и второго человека.

Она вытянула шею, пытаясь разглядеть верхушку трубы.

— Нужно будет подняться еще немного выше, — подал голос Клай. — Потерпите минутку. Наберем еще несколько футов, подойдем поближе, и вот тогда можете спрыгивать. Плотность у газа приличная. Он сам будет выталкивать, пока не начнем погрузку.

— Спрыгивать, — повторила она, борясь с удушьем.

Под ней вращалась вселенная — безрадостная, бессмысленная и бездонная. Где-то в чреве этой вселенной томился ее сын, и некому было спуститься на дно и вызволить его, кроме родной матери. Но она намеревалась отыскать Зика во что бы то ни стало и через три дня вывезти отсюда на «Вольной вороне».

Сколько бы Брайар ни думала о своей цели и ни внушала себе, что достигнуть ее можно и нужно, плескавшегося в сердце ужаса не убывало.

— Засомневались? — спросил Родимер. Даже респиратор не скрыл прозвучавшую в его голосе надежду.

— Нет. Больше ему никто не поможет. У него больше никого нет.

И все-таки она не могла оторвать глаз от туманной пучины в люке.

Меж тем «Наама Дарлинг» фут за футом всплывала выше. Очертания воздуховода сделались четче. Постепенно стали видны и другие конструкции с такими же каркасами, вздымавшиеся над омерзительной хмарью. Трубы торчали, как усики исполинских насекомых, затаившихся в тумане, и мерно колыхались под напором воздушных струй, но упорно держали вертикаль.

И вот они очутились над зияющим жерлом — почти впритык, бери и цепляйся. Брайар протянула руку и потрогала край трубы.

На ощупь та была шероховатой, но при этом странно скользкой. Как будто бы мешковина, пропитанная воском, — точнее не позволяли определить толстые линзы противогаза. Форму трубе придавали деревянные обручи, накинутые через каждые четыре фута, отчего сооружение напоминало кольчатого червя.

Наконец дирижабль застыл: выше уже не подняться. Пасть воздуховода разверзлась прямо под ним.

Капитан произнес:

— Теперь или никогда, миссис Уилкс.

Она набрала в грудь побольше воздуха — не самая приятная затея, когда его приходится с силой всасывать через фильтры.

— Спасибо вам, — сказала она снова.

— Не забывайте: как перелезете, нужно раскинуть ноги-руки.

— Не забуду, — обещала она и, кивнув на прощание Родимеру и Фаню, взялась за край трубы.

Клай обошел люк с другой стороны и продел руку в страховочную сеть:

— Ну же. Я вас держу.

Хотя он даже не коснулся ее, она чувствовала его присутствие за спиной: промахнуться мимо цели ей не дадут. Потом лапища Клая поднырнула ей под локоть.

Опершись на нее, Брайар подняла ногу и перекинула через кромку трубы. Толчок, непродолжительное падение — и вот «Наама Дарлинг» и верный капитан остались наверху, а она оседлала стенку воздуховода, цепко обхватив ее руками и ногами.

Брайар зажмурила глаза, но мигом распахнула снова: уж лучше все видеть, как бы ее ни тошнило от открывшегося зрелища. На деле конструкция оказалась не такой устойчивой, как на вид, — ее беспрестанно покачивало, пошатывало и поматывало. Хотя колебания были несильными, на такой невозможной высоте хватало и ничтожного сдвига, чтобы у Брайар перехватывало дыхание.

Из люка дирижабля на нее уставились три любопытных лица.

И маячили они в какой-то паре футов, а руки у капитана были длинные. Стоит только потянуться к ним и попросить о помощи, и ее втащат обратно на борт. Искушение было почти неодолимым.