Костры амбиций - страница 18
Крамер сейчас достиг той нижней точки своей карьеры, когда на прокурорского помощника в Бронксе находит Сомнение. Ежегодно в Бронксе подвергаются аресту сорок тысяч человек — сорок тысяч недееспособных, слабоумных, алкоголиков, бездельников, психопатов, добряков, доведенных до бешенства, и бесспорных, стопроцентных злодеев. Семи тысячам из них предъявляются обвинения по той или иной статье, и они попадают в пасть уголовной системы прямехонько через ворота Гибралтара, перед которыми они сейчас стоят. Это составляет полторы сотни новых дел, полторы сотни испуганно колотящихся сердец и угрюмых, угрожающих взглядов за каждую неделю работы судов и окружной прокуратуры. И что это дает? Все равно точно такие же преступления, идиотские, отчаянные, жалкие, жуткие, день за днем продолжают совершаться в тех же количествах. Что проку от работы прокурорского помощника или любого другого «разгребателя грязи»? Бронкс все больше загнивает и рушится, и все больше крови засыхает в трещинах. Сомнения, Сомнения! Результат достигается только один: система получает питание, и поставляют его тюремные фургоны. 50 судей, 36 юристов-консультантов, 245 прокурорских помощников, один главный окружной прокурор — мысль о нем вызывает у Крамера усмешку: Вейсс наверняка сидит сейчас у себя наверху и кричит по телефону телевизионщикам из Четвертого или Седьмого, Второго или Шестого канала, что они мало экранного времени уделили ему вчера и должны гораздо больше уделить сегодня, — да еще бог весть сколько адвокатов-специалистов по уголовному праву, и адвокатов из Бюро бесплатной юридической помощи, и судебных стенографистов, и секретарей, и приставов, и конвойных, и инспекторов надзора, и работников патронажа, и поручителей, и экспертов, и судебных психиатров! И все это огромное полчище надо кормить. Корм поступает ежеутренне. А заодно с кормом приходят Сомнения.
Крамер только успел сойти с тротуара, как мимо с грохотом и лязгом проехал белый «понтиак-бонневиль», похожий на лодку, с большими свесами спереди и сзади, настоящий фрегат в 20 футов длиной, какие перестали выпускать к 1980 году. Проехал и, скрежеща тормозами и зарываясь носом, остановился на углу. Печально чмокнув, открылась тяжелая литая дверца в добрых пять футов шириной, и из машины вылез судья Майрон Ковитский. Лет шестидесяти, сухонький, небольшого роста, плешивый, жилистый, с длинным носом, глубоко посаженными глазами и мрачной складкой у рта. Крамер увидел через заднее стекло, как кто-то сдвинулся на освободившееся водительское сиденье. Жена, наверно.
Смотреть, как открывается тяжелая дверца старого, громоздкого автомобиля и как из него вылезает маленький судья, Крамеру горько. Судья Майк Ковитский приезжает на работу в рыдване, которому, по меньшей мере, десять лет. Как служащий Верховного суда он получает жалованья 65 100 долларов, со всеми отчислениями — 45 000. Все эти цифры хорошо известны. Для шестидесятилетнего специалиста в высшем эшелоне юридической профессии сумма просто жалкая. На Манхэттене… в мире Энди Хеллера… столько платят новичкам, прямо со скамьи юридического факультета. А этот человек, у которого чмокает дверца машины, находится наверху иерархии в островной цитадели. Он, Крамер, занимает место где-то посредине. Если он будет правильно себя вести и добьется расположения демократической организации Бронкса, вот это — максимум, на что он может уповать через три десятилетия.
Крамер уже перешел улицу до половины, и тут началось:
— Йо! Крамер!
Густой бас, непонятно откуда идущий.
— Крамер, пососи!
Что такое? Он резко остановился. Такое ощущение… звук… будто вырывающийся пар.
— Эй, Крамер! Говна кусок!
Теперь другой голос. Да они…
— Йо! В рот тебя!
Это орут из заднего оранжево-голубого фургона, ближайшего к нему, всего шагах в пятнадцати. Но лиц не видно, слишком частая решетка на окошке.
— Йо! Крамер! Жидовская жопа!
Вот тебе на! Откуда они вообще знают, что он еврей? Он же не похож… Он совсем не… Почему же они?.. Он потрясен.
— Йо! Крамер! Пидарас! Целуй меня в зад!
— В жопа суй! В жопа!
Выговор латиноамериканский. От этого еще несноснее.