Костры Сентегира - страница 16

А когда голос утих, с десяток самых ярких и крупных созданий поплыли вверх по склону навстречу женщине и мужчине.

— Теперь не шелохнись и не пикни, храбрец, — прошептала Кардинена, — а то, чего доброго, навек замолкнешь.

Живая масса обвилась вокруг ног Сорди и тотчас перекинулась на плечи — он со стеснением в груди подумал, что это будет похоже на ледовую глыбу и вмиг опрокинет его навзничь. Однако от змей исходило тончайшее сухое тепло, одевая его грудь и спину, они, по всей видимости, опирались на хвост, чтобы не тяготить человека сверх меры, известной одним лишь скальным ползунам, не имеющим ног и обладающим мощью и лёгкостью движения, которыми с этого мига будут одарены их духовные чада на дороге вечной и принадлежащей вечности, в которой нет ни живых, ни мёртвых, но есть только идущие — те, кто принял Путь, стал Путём и следует ему так же точно, как лучшему в самом себе…

Наверное, Сорди опять зачаровало, и надолго. Ибо когда он очнулся, слегка вздрогнув, ни на берегу, ни в тёмной воде, неподвижной, как и прежде, не было ни души. Только он и Кардинена, которая уже не держала его руки, а возилась, сворачивая нечто у самых своих ног в тугой рулон.

— Нас простили, — сказала она. — А свой змеиный накосник ты получишь, когда я его чуток обомну, просолю и вымочу в растворе едкой травки. Потом бы еще прикоптить маленько на индейский манер. Работа не очень долгая, если умеючи: вот только таскать придётся за собой в мешке. Ты не возражаешь, надеюсь?

— Нет, — еле ответил Сорди. — Я снова могу спрашивать?

— Можешь.

— Я ведь умер? Ты меня приняла в совсем ином Динане?

— Угм. Ты слышал, что перед смертью часто очень хочется пописать? До конфуза сильно? Ну вот, сие и было последним твоим деянием на том свете, а конкретно тебя спасать мне пришлось уже в этом. В смысле от голодного обморока, который за тобой и сюда последовал. Что до меня самой — я ведь из тех, кто свободно проникает в разные миры. Такая уж уродилась.

— После смерти попадаешь в ад или рай, но это место не похоже ни на то, ни на другое.

— В чистилище ты, значит, не веришь, как и положено истому правоглавцу. Ладно, суть не в ярлыках. Ибо, как говорит святой Даниль, некоторые люди попадают в рай по обетованию и застревают там на веки вечные… а есть такие, кои сами есть свой рай, и эти свободны. Похоже, тебя прибило именно к тому берегу, к какому нужно. Вообще-то здесь нет ничего, никаких частей суши, кроме Большого, иначе Великого, Динана: а это остров или даже континент посреди океана, где собираются персоны вполне исключительного склада. Скажем, которые в прежней жизни не долюбили. Или не додрались, что для них почти то же самое. Ты в себе соответствующих задатков не замечал?

— Я — не знаю, правда. Но мои бывшие собратья — неужели и они…

— Признаться, я тоже сему удивляюсь. Такие постные, такие целомудренные и вообще неубиенцы. Своими руками, имею в виду. Впрочем, всякая тварь нужна для своей цели, даже если сама цель ей неведома. Может быть, и не они сами были важны — один ты.

Каковы были цель и смысл того, что произошло между ними и змеем, думал тем временем Сорди. Показать ему, что он, в своём праведном или неправедном возмущении, нисколько не лучше тех, кто зарубил Иштена? Что в глубине души он такой же зверь, каннибал и адское исчадие? Или, напротив, — достоин того, чтобы помочь ему, Кардинене — да, в какой-то мере самому Большому Змею — совершить ритуал посвящения в ученики, соблюдая все подобающие тонкости? Кто знает?

«Меня сподобили, — вдруг подумал Сорди внятно и вполне чётко, как будто желая передать кому-то другому свою мысль. — Или, если по-простому, спровоцировали на неподобающее деяние».

Но вслух этого не произнёс. Только снова сказал:

— В последний раз спрошу, ладно? Змей умер для этой земли. Иштен умер для этой земли. Каков смысл во всём этом?

— Не умрёшь — не поднимешься. Многого ли стоит жизнь, если ты на нее обречён? Не покажется ли она тебе — рано или поздно — чужой и скучной? И вообще: жил, умер, потерял, нашёл — какая разница, мой человечек. Мой чела…

— Вот теперь мы можем уходить отсюда. Что могли — сделали, — сказала Кардинена без капли иронии.