Кот играет с огнем - страница 9

«Но кто может её урезонить? Она будет гнуть свою линию, пока не пострадает сама – или пока не раскроет это проклятое убийство».

Городская тюрьма Молена-Пойнт находилась в узком переулке напротив зданий полиции и суда. Старое кирпичное здание давно пережило свои лучшие времена, однако по-прежнему оставалось мощным и надёжным. Капитану Харперу до сих пор удавалось пресечь все попытки отобрать и снести это здание. Расположение в непосредственной близости от участка и суда создавало дополнительные удобства: заключенных не приходилось перевозить на дальние расстояния. Однако недвижимость в центре города – весьма лакомый кусок для коммерсантов, и каждый год вопрос о тюрьме вызывал настоящие баталии. До сих пор Харперу удавалось стоять на своём. Позади здания полиции располагалась парковка, на которую выходила и задняя стена тюрьмы. Рядом высились раскидистые дубы, чьи узловатые ветви дотягивались до зарешеченных окошек арестантских камер.

На высоте третьего этажа на искривленной шишковатой ветке сидела Дульси и пристально вглядывалась в расположенное чуть поодаль окошко камеры, где томился Роб Лэйк. Две дюжины голубей, пачкая прутья, важно прогуливались по кирпичному карнизу. Они посматривали в сторону Дульси и безмозгло ворковали, твердо веря, что ни одной кошке не достать их на таком расстоянии. «Бестолковые существа, мозги с горошину. Неужто они не заметили, что я каждый день в течение недели перепрыгиваю эту пропасть?» – подумала она.

Подобравшись, она сосредоточила всё своё внимание на узком оконном уступе, припала к ветке, напружинилась, взмахнула хвостом и перелетела на окно. Голуби рванули вверх, так оглушительно захлопав крыльями, словно загромыхала приближающаяся гроза.

Дульси прошла по карнизу, петляя между пятнами голубиного помета, и приблизилась вплотную к окошку, которое было снабжено помимо толстой решётки ещё и проволочной сеткой. Столь надежная защита позабавила её. Макс Харпер не оставлял своим заключенным ни единого шанса. Внизу в полутёмной камере на незаправленной койке, ссутулившись и обхватив голову руками, сидел Роб; он не заметил появления гостьи. Заключённый не стремился привести себя в порядок после сна: его каштановые волосы топорщились во все стороны, щеки и подбородок покрылись щетиной, синяя тюремная роба измялась. Простыня и выцветшее потёртое одеяло были скомканы, подушка валялась на полу.

Роб Лэйк был молодым человеком приятной наружности, однако мягкие черты его лица могли показаться несколько безвольными и унылыми. Возможно, именно его слабость притягивала Дульси, вызывала жалость и заставляла вновь и вновь приходить сюда. «Джо утверждает, что всему виной мои материнские инстинкты», — подумала она. Казалось, Лэйк всегда был рад видеть её, словно кошка и впрямь была единственной его гостьей, не считая адвоката.

Да и кто бы мог испытывать теплые чувства к такому адвокату? Диона Барон, может, и была неплохим защитником, но обладала характером резким и неприветливым. От неё прямо-таки веяло холодом, а её неприятный, словно режущий голос вызывал у Дульси головную боль. Ей стоило немалых усилий выслушивать речи госпожи Барон в суде, подавляя ворочающуюся в глубине души неприязнь к этой женщине.

Взглянув на понурого Роба, Дульси тихонько мяукнула.

Он поднял голову и улыбнулся. Отчаяние, всего мгновение назад читавшееся на его лице, исчезло. Он поднялся, подошёл к окну, протянул руку и просунул пальцы сквозь сетку, чтобы приласкать кошку.

— Рад, что ты пришла. Плохо мне, киска. У меня было такое чувство, что эти стены сжимаются, норовя раздавить меня. Я аж испариной весь покрылся, — он оглядел кошку и протянул палец, чтобы почесать её за ушком. — Уж не знаю почему, киска, но с тобой мне всегда становится легче. Ты как-то умеешь снимать это ощущение загнанности в ловушку, — Он нахмурился и поскреб заросшую щеку. — Ещё один день в суде. Снова эти бесконечные расспросы. И ради чего? Они все думают, что это я убил её. — Молодой человек внимательно посмотрел на Дульси. — Почему ты приходишь сюда, кошка? Я тебе рад, конечно. Но, чёрт возьми, мне ведь даже угостить тебя нечем, кроме каких-то жалких крошек. А через эти железяки я и погладить тебя толком не могу. Что же тебя так тянет сюда киска? Моё тюремное амбре?