Кот, который всегда со мной - страница 10

Когда мы расселись за столиком — Нортон, разумеется, на собственном стуле, — к нам сразу подошел официант и спросил:

— Вы меня, наверное, не помните? Я вас обслуживал во время презентации книги Нортона. Я тогда только начинал здесь работать, и это была моя первая встреча со знаменитостями. — Он покосился на кота и добавил: — Рад, что ты снова у нас.

Мы заказали из меню разные вкусности, а Нортону официант, не спрашивая, принес тарелочку с жареной курятиной. Все было восхитительно, но вскоре оказалось, что Сьюзен почему-то не в восторге. Она то и дело посматривала в сторону Нортона. Я подумал, что у нее аллергия или ей неловко есть рядом с четвероногим покрытым шерстью существом. Но выяснилось — ни то ни другое. Потом Сьюзен призналась Биллу: она расстроилась, потому что ей показалось, что еда у кота вкуснее тех блюд, которые подавали ей. Ей очень захотелось жареной курятины, но ее не было в меню. Нортон был единственным из нас, кто обладал настолько большим авторитетом, что для него готовили специальное блюдо.

Из Лос-Анджелеса мы с моим маленьким приятелем поехали в Сан-Диего. Нортона любили в книжном магазине «Уорикс» и устроили там его чтения. Все проходило как обычно: сначала люди, похихикивая, терпели мои остроты, а потом сгрудились выразить восхищение коту. Затем мы отправились пообедать в дом нашей приятельницы, литературного агента Маргарет Макбрайд. Маргарет — преуспевающая женщина, нравится людям, и они с мужем прекрасные хозяева. Тем вечером в честь приезда Нортона они пригласили самых заводных сан-диегцев (или сан-диегичей?). Среди гостей была Одри Гейзель, известная как миссис Доктор Сьюз. [4]Одри поразило воспитание Нортона, что нисколько неудивительно, если учесть, насколько известен рассказ ее мужа о коте-анархисте, который приложил все силы, чтобы уничтожить дом и домашний очаг. Признаюсь, я почувствовал некую душевную связь между моим достаточно известным реальным котом и женой создателя самого знаменитого в мире литературного образа представителя семейства кошачьих. Демонстрируя поразительную зрелость, я за весь вечер не сказал ничего в рифму и, когда подавали закуски, не произнес ни одной фразочки вроде: «Послушайте, у вас, случайно, не найдется зеленых яиц с ветчиной?» [5]Не сомневаюсь, что Маргарет была мне благодарна за сдержанность. И точно знаю, что такое же чувство испытывал Нортон. Для кота не было бы ничего неприятнее, если бы его поставили в неловкое положение перед семьей Доктора Сьюз.

Еще одним почетным гостем в тот вечер был Александр Баттерфилд. Когда я услышал фамилию, она мне что-то напомнила, но я никак не мог соотнести ее с реальным человеком. Затем, когда он начал рассказывать анекдоты — упоминать известные имена, говорить об исторических событиях, — меня внезапно осенило. Мои изумительные солидность и сдержанность вмиг меня покинули, и я брякнул:

— Вы тот самый человек, который настучал на Никсона.

Он в самом деле был тем самым человеком, который, будучи вызван в сенатскую комиссию по Уотергейту, открыл величайшую в истории тайну: Ричард Никсон в бытность президентом записывал все разговоры в Овальном кабинете. Те пленки привели Никсона к краху, и неизвестно, как бы повернулась история, если бы человек, который теперь возился с моим котом, не открыл общественности секрет. Хотя Баттерфилд поддерживал Никсона и был республиканцем, после его откровений на него стали косо смотреть и в лагере экс-президента, и его соратники по партии. Баттерфилда поносили или превозносили в зависимости от точки зрения — не самая приятная ситуация, в которой может оказаться человек. Для меня вот что странно: он стал знаменит только потому, что сделал самую обычную, достойную подражания вещь — сказал правду беспристрастно, без всякой подоплеки. За обедом он был удивительно мил и занимателен. Было в нем какое-то внутреннее, хотя и не бросавшееся в глаза благородство с едва заметным налетом грусти. Возвратившись в гостиничный номер, я подумал, не рассказать ли Нортону о превратностях славы, о ее ловушках и опасностях, о взлетах и падениях, но к тому времени кот уже крепко спал в самом удобном в комнате кресле. Я понял: как и во многих других случаях, кошкам нет надобности тревожиться о радостях и горестях в человеческом понимании. Они бесхитростны. Им ни к чему фиксировать на пленку свои личные разговоры, и они не подвергают остракизму других особей за то, что те сказали правду. Кошки по природе правдивые животные. Они не умеют лгать. И я нисколько не сомневаюсь, что это одна из причин, почему, вернувшись в гостиницу, они способны тут же заснуть на самом удобном кресле.