Кот - страница 2

Он был в этом уверен, всегда, каждый раз. Потому что каждый раз находилось. Кто-нибудь что-нибудь предлагал. Иногда лучше, чем до, иногда чуть похуже. Вот и вчера тоже подумал, что, в общем, неплохо пересидеть месяцок (денег сколько-то будет), отдохнуть, собраться с мыслями, мозги прочистить, а потом, когда что-то появится, со свежими силами все продолжить. Именно продолжить, потому что эти варианты — как звенья цепочки — мало чем различаются.

Так он думал вчера. Уходя из офиса насовсем. А сегодня — не так. Сегодня он тигрино бродил по квартире, ему дико хотелось вернуться и разорвать Пугача, потому что у него елозящие бесцветные глазки, мямлящий голос, безвкусные галстуки и потуги казаться крутым. Понятно, что решение об увольнении принимает Маркиз, Пугачев тут совсем ни при чем, он обычный молодой лизоблюд. Но и за это его стоило замочить. А еще хотелось вытереть офисный стол — с вечными кругами от кружек — пучеглазым Светкиным личиком, несмотря на вежливые отношения! Просто эта ленивая дура осталась там, в стабильном прошлом с отпусками-зарплатами, и, как обычно, двадцать какого-то числа бочком протиснет в бухгалтерию рыхлую задницу и заберет свой дурацкий конвертик, а на следующий день — каждый раз на следующий после зарплаты день — опять придет в новых туфельках. Золушка пухлая! Где ж ты, мама Гошина, хранишь их в таком количестве — все эти новые свои калоши, отороченные мехом козлов?! Да пошла ты в калошах своих!

Он начинал себя жалеть. Пожалуй, и завыть бы мог. От досады. Но вдруг вспомнил ту девочку. Перерыл ящики, отыскал старый блокнот и тот рисунок. Вроде есть сходство, только чего-то неуловимо важного не хватает.

Как-то в январе зашел в «Мальчик-с-пальчик» выпить вина, потрепаться с кем-нибудь (хотя это мечты-несбывайки о легкости вращения в мире), сел у барной стойки, стал рисовать в блокноте — по привычке, — и вдруг…

Дыхание перехватило, с первой секунды захотелось обнять ее нежно, осторожно, одной рукой обвить талию, а другой, словно гребнем, проникнуть сзади в мягкие волосы цвета красного дерева, от шеи к затылку, и так замереть, закрыть глаза, вдохнуть пряный запах, и все — не дышать, прижаться всем телом, и ничего другого не делать — главное, не отпускать. Такое состояние не опишешь. Первое слово тут — нежность. Когда женщина — не бутылка для твоей пробки, не ножны для твоей сабли, не дупло для твоего дятла, не борщ для твоего перца. Обнять, чтобы прикоснуться максимально всем телом… как же слова неуклюжи! — а в груди ликованье растет, и волнами… а счастье переполняет и готово превратиться из неуловимой субстанции — в смех, в легкий, свободный, неяркий, негромкий… тихий, как тихий плач, как старичка Стинга песни… Или Грима Лавэя… Девочка моя… Не твоя она девочка. Да и не знаешь ты, кто она. Друзья (слышал) называли ее Сашей. Некоторые — Принцессой. Но это, собственно, все, больше никакой информации. И вообще, ничего с ней не ясно. Хотя нет, ясно, что чувства эти — без толку. С чего это ты размечтался?.. К ней просто так не подкатишь — не того кота птичка.

Принцесса… Хорошо, хоть портрет ее есть — успел набросать карандашиком. Вот и любуйся теперь. Вот и радуйся. Глаза только не совсем получились: темно-синие они на самом-то деле, с игривой улыбкой на дне. Увидеть еще один раз. Хотя бы. Полжизни отдать.

Полгода назад вернулась мода конца прошлого века. Правда, теперь все стало еще шире, еще уже, еще короче, еще длиннее, еще ярче, еще сдержанней, еще искусственней, еще натуральней.

По улицам рассекали девчушки — в дешевых роликовых кедах, в полуснятых отвислых штанах, с голыми пупками, в маленьких-юбочках-беленьких-трусиках, «парашютках», топлесных майках — разные. И у всех — ножки, ручки, губки, грудки, попки — наружу, все, что есть, все наружу. И никакой внутренней жизни в глазах. Они издевались.

Вернулся. Купил безникотинных сигарет и две банки пива. Не разуваясь, в прихожей, высосал банку до дна, набрал Ларкин номер, но ви-фон лыбился приветливой гримасой Мультика-фон-оператора.

Мультик с глупой улыбкой тянул кабель к номеру Ларки. Мультик громко сопел, выбивался из сил, ви-фон вяло гудел, а у Ларки в квартире наверняка истерично пищал такой же, не понимая, насколько Егору нужно, чтобы она сейчас коснулась игривым пальчиком заветной кнопки и высветилась на мониторе. Мультик на экране все еще пытался тащить толстый кабель, но сил не хватало. Вспомнил: Ларка отдыхает в Крыму, давится медом вместе со своим новобрачным мужем. Отключился. Мультик облегченно вздохнул и снова заулыбался. Набрал еще два номера — никого.