Кот в лабиринте - страница 14

Через пару недель, несмотря на ноющую боль в месте среза шеи, я уже проводил за компьютером шесть часов. Раньше, правда, десять-двенадцать часов в сутки, но этого я пока что и не выдержал бы.

К тому времени я оставил мысль подкупить доктора, чтобы он отключил систему жизнеобеспечения. Меня вдруг осенило: а что, собственно, изменилось? Только шея болит, ноет порой нестерпимо. А так… Я, как и до аварии, выходил в Интернет, посылал и получал почту, вечером в полном изнеможении засыпал. Умственная работа утомляет порой больше физической.

Изменились только две вещи. Во-первых, подчинённые и партнёры смотрели на меня как на инвалида. Снисходительно. Конечно, они скрывали это, но… Во-вторых, даже мимолётные встречи с женщинами (на большее у меня и раньше не хватало времени) стали теперь невозможны.

Это угнетало меня. Второе – намного меньше, очевидно, потому, что в организм (голова – это организм?) больше не поступали гормоны, заставляющие бросать работу в поисках приключений. Но скрытое пренебрежение я чувствовал на каждом совещании, которые проводил по старой привычке каждый день, иногда дважды: утром и вечером.

Я был богаче их всех, вместе взятых, был их боссом, а они видели во мне ущербное существо!

Через полгода дела фирмы пошли на поправку, я окреп, боли в шее мучили уже не так сильно. Вот тогда-то я и собрал знаменательное совещание и сообщил партнёрам и главным специалистам фирмы, что у нас останутся только те, кто согласен и способен встать на одну ступеньку со мной. Что я подразумеваю под этой «ступенькой»? растерянно осведомился один из моих замов – моя правая рука.

– Работать за таким же компьютером, как я, и иметь смелость отказаться от рук и ног.

– То есть не пользоваться ими? – робко уточнил кто-то в наступившей тишине.

– Нет. Не иметь их. Даю неделю на размышление, – прозвучал в гробовой тишине мой хриплый голос. – Кто не готов последовать за мной, подаст заявление об уходе. Другие будут получать на порядок больше, чем сейчас, в дальнейшем – даже на два порядка. Расходы по операции беру на себя. Все свободны.

Подчинённые, утратив дар речи, удалились, а я стал ждать последствий. Запереть в психушку они меня не могут – я предусмотрительно ещё больше засекретил ключевые моменты ведения дела. Увольняться им не захочется – столько, сколько плачу я, они не получат нигде.

Через пару дней ко мне явилась делегация расстроенных парламентёров. Вид у них был жалкий. Куда делось их превосходство!

– Мы понимаем, вас постигло несчастье, – начал было один из них.

– Несчастье? – весело переспросил я. – Какое?

Они растерянно переглянулись.

– Ошибаетесь, – продолжал я, – ещё никогда я не работал в таком темпе, с такой отдачей! А в моей жизни ровным счётом ничего не изменилось! Вы ведь тоже проводите за компьютером по десять часов в сутки, разве не так? Ну, а те маловажные члены, – тут я им весело подмигнул, – которых я лишился, мне восполняет Интернет. Секс? – я глазами показал в сторону шлема, который мне иногда надевал камердинер. – Виртуальный секс доступен и вам, а имея высокие доходы, вы сможете посещать и более дорогие порносайты, расплачиваясь виртуальными деньгами. Ваша жизнь, в сущности, не изменится, но вы станете намного богаче. У каждого из вас будет роскошный особняк, недалеко от моего. Вы накопите столько денег, что в дальнейшем сможете заказать себе молодого клона и переместить ваш мозг в его тело! Впрочем, это – музыка далёкого будущего. Неизвестно, какие будут тогда законодательные ограничения. Клона я вам не гарантирую. А всё остальное будет оформлено договором. Впрочем, не буду вас уговаривать. Вы – взрослые люди, каждый решит сам. Вот вам ещё неделя для принятия решения. И ни дня больше.

И что вы думаете? Да, большая часть персонала уволилась по собственному желанию. Но двадцать человек согласились на операцию.

Теперь в наш город Интеллектуальных Кубов привозят туристов. Мы имеем с этого неплохой доход. Ротозеям позволено два раза в неделю проехать между роскошными особняками и заглянуть в большие окна.

Там они видят одну и ту же картину: в пустынном зале мерцает голубым экран монитора, перед которым на огромном стеклянном кубе стоит неподвижная голова.