Ковбой на Рождество - страница 10

– Могу я хотя бы извиниться за то, что сказал недавно? – его голос был не таким резким, как я ожидала. Его тон походил на нежную ласку, заставив вернуться и сесть в изношенное кресло.

Он провел рукой по волосам, и мне бросились в глаза седые пряди на висках.

– Ладно, я не знаю, что произошло между тобой и Поупом, так? И это поистине не мое дело, – Ингрэм остановился, казалось, он обдумывал следующие слова. – Я не имел права говорить тебе такие вещи. И мне очень жаль.

Я лишь сидела, переваривая его извинения, которые совсем не ожидала и не заслужила услышать. Между нами повисло молчание. Тяжелое и буквально душившее.

Мысли об отце проносились в голове, и мне нужно было срочно отвлечься, иначе бы я просто заплакала.

– Как он держался? – я поджала под себя ноги, пытаясь занять как можно меньше пространства, пока задавала вопрос, преследовавший меня месяцами. – Как он держался под конец?

Ингрэм выдохнул и запрокинул голову.

– По-разному. Когда у него оставалось еще несколько месяцев, он держался, – Ингрэм похлопал себя по лбу. – Все так же умен с дерзким языком, как у тебя. Но когда ему оставалось все меньше времени, Поуп словно уходил в себя. Не желал видеть посетителей. Ему не хотелось, чтобы кто-то видел его в инвалидном кресле или заметил лекарства, которые он принимал.

Я знала, что последнее было правдой. Я сделала все от меня зависящее, чтобы убедить его, что хотела вернуться домой и позаботиться о нем. Но Поуп не разрешил. Он сказал, что если я даже явлюсь на порог, то в дом меня никто не впускать не собирался. Боже, это было больно. Но отец был не из тех, кто бросал слова на ветер. Если он что-то говорил, то держал слово.

– Оставайся в университете. Получи степень магистра. Я горжусь тобой, Молли. Так сильно горжусь. Твоя мама сейчас смотрит на тебя сверху и широко улыбается, совсем как раньше, – он закашлялся, и я крепче схватила телефон.

– Пап?

На линии раздалось еще несколько тяжелых покашливаний, означающих большие неприятности, прежде чем Поуп вернулся к телефону.

– Я сейчас абсолютно серьезен. Не утруждай себя приезжать. Половину дня мной занимается Ингрэм, а вторую половину я сплю благодаря этим чертовым таблеткам. Ты ничего не упустишь.

– Я все же думаю, что должна быть там...

– Нет! – его отказ был резким, как удар хлыста. – У тебя и так достаточно плохих воспоминаний о смерти Лурлин. Не хочу, чтобы к этому добавилась и такая память обо мне. Я люблю тебя. Мне нужно, чтобы ты уважала мои желания и держалась подальше. Можешь сделать это для меня, бельчонок?

Бельчонок. Он не называл меня так с двенадцати лет. Когда я была ребенком, то имела привычку лазить по всем деревьям, попадавшимся на глаза. Иногда когда папа выходил на мои поиски, я сидела на высоте в двадцать футов и пыталась подняться выше. Тогда он прозвал меня бельчонком.

Я не хотела соглашаться на его условия.

– Пожалуйста, бельчонок. Пожалуйста, – его голос дрогнул.

– Ладно, – уступила я. – Я не приеду.

– Спасибо тебе, – его вздох раздался в телефонной трубке. – Спасибо. А теперь возвращайся к учебе. Я уже сплю на ходу. Чертовы таблетки.

– Ладно, пап. Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Молли.

– Молли? – Ингрэм сел и склонился ко мне, вытирая грубой подушечкой пальца мою щеку.

– Прости, – я провела рукавом по лицу. – Просто вспомнила один из последних наших разговоров с папой.

Он встал и опустился на кофейный столик, слегка поморщившись, когда положил больную ногу на диван.

– Не надо, – я кивнула на его колено. – Тебе будет больнее.

– Я ничего не почувствую. Спасибо тем таблеткам, которые ты дала, и алкоголю, – уголки его губ приподнялись, и я поняла, что у него замечательная улыбка.

– Почему ты никогда не улыбаешься? – вопрос сорвался с губ прежде, чем я успела его обдумать.

Он пожал плечами.

– Я улыбаюсь.

– Когда?

Он провел ладонью по скулам, в камине потрескивал огонь, и до нас доносился тихий храп Тани.

– Ну, давай повспоминаем. Может, когда я был на родах теленка. Я чувствовал, что улыбался, – его слова сняли напряжение, грозившее меня поглотить.

– В самом деле? – я могла представить, как он помогал с родами. Рукава его рубашки закатаны, а большие сильные руки готовы тащить теленка, если что-то пойдет не так.