Ковчег для Кареглазки - страница 8

Ни Степан, ни солдаты не жаловали полковничью жену симпатиями, считая Елену Ивановну стервой и высокомерной выскочкой. Ученая, в принципе, отвечала им взаимностью, поэтому с превеликим удовольствием ретировалась из Одеона. Вот только и в пищеблоке мужа не было – хотя, по словам Сидорова, полковник должен был проверять, как замариновали мясо для шашлыка. Повариха Акопян, обычно называемая просто Ашотовной, нахмурила кустистые брови при виде расфуфыренной фифы в кожаных леггинсах.

– Илья Андреевич не приходил. Обещал, но не пришел. Сама жду его, – процедила Ашотовна, облокотившись на стол и теребя пальцами длинную черную косу.

Вместе с большинством женского населения Акопян рассматривала Елену Ивановну как вертихвостку, которой не место в Крепости. Крылова пыталась относиться к чужой критике здраво и признавала, что в чем-то женщины Нового Илиона были правы, и в чем-то – ошибались, как часто бывает, когда в чужом глазу видишь соринку, а в своем не замечаешь бревна. Личная жизнь прекрасного пола после Вспышки стала больше похожа на один из этапов гонки на выживание, но традиционно никто не винил себя, находя для своих половых связей миллион оправданий – а вот соперницы получали осуждение по полной программе. А Крылова даже заслужила расширенный бонусный план: она была чужачкой – и по времени появления в Илионе, и по своему духу; ее внешние данные вызывали зависть просто на инстинктивном уровне; и главное – она заарканила самого желанного и важного мужчину в радиусе тысяч километров.

Елена Ивановна осознавала, что является негласным врагом для всех женщин Илиона, но не заморачивалась. Давно прошли те годы, когда она боролась со всем на свете, включая восьмерых приемных родителей, нескольких детдомовских воспитателей-тиранов и бесчисленных сверстников-мудаков. Сейчас главное зло – INVITIS, а главная цель – спасение человечества. Каждого человека – желательно. Все остальное не важно, – пронеслось в ее голове.

Очередная дверь, за которой не было мужа. Блин! Крылова выскочила на площадь, растерянно озираясь, и свет фонарей на мгновение парализовал мозг. Плафоны превратились в раскачивающиеся детские головы, источающие ярко-оранжевое свечение. С фермы донеслись истошные вопли мартовских котов, напомнившие ей крики младенцев в роддоме перед тем, как их разорвали монстры. Двери заскрипели, как синхронизированная трещотка сотень кракловских хоботков. Огоньки вспыхнули красными лазерными указками на снайперских винтовках…

– Елена Ивановна! ЕЛЕНА ИВАНОВНА?! – запыханный голос настойчиво выдергивал ее из жутких воспоминаний…

Она пришла в себя и осознала, что ноги сами принесли ее на противоположную сторону площади – к Кубу. Это было черное здание соответствующей формы, обшитое железом, и являющееся штабом, фактически, главным зданием Илиона, его глазами, ушами и даже «руками». Центр оперативного управления, ощетиненный десятками антенн, нашпигованный электроникой, оружием и хранилищами. В Кубе всегда по ночам кто-то дежурил.

– Лена, ты куда? Ты в порядке?

Она узнала и силуэт, и хриплый баритон мужа, смешанный с шумными выдохами – Илья курил в компании с капитаном Шпигиным. Это огоньки от их подкуренных сигарет напомнили ей лазерные прицелы… Рядом стоял запыхавшийся Крез – за начальницей пришлось бежать.

Конечно, рядом с мужем все представители сильного пола терялись – и это было применимо не только к капитану или старому ученому. Полковник Горин был высоким, атлетичным мужчиной не старше 50, но выглядел он так, что легко дал бы фору и соперникам помоложе. На лысой выбритой голове гордо красовался римский профиль. Гибрид Брюса Уиллиса и Дуэйна Джонсона Скалы. Мужчина фетиш. Правда, сейчас Лена уже не считала, что схватила удачу за хвост – как в 26-м. Их супружеские отношения давно пошли трещинами, и чаша эта если и была наполнена, то лишь болью и разочарованиями.

Горин сделал затяжку, и вспыхнувший кончик сигареты осветил его губы. Раньше они сводили ее с ума, теперь же губы мужа вызвали лишь воспоминание, как он неделю назад поздравил ее с днем рождения. Илья поднял жену в воздух, удерживая ягодицы огромными ручищами, и вошел внутрь – грубо, как матрос в карибском порту. Его полные губы пожирали Лену, сделав уши и волосы мокрыми от слюны – хоть бери и выкручивай. На кухне до сих пор валяются сковородки и половники, сорванные со стены, куда он вдавил ее…