Козлиная песнь - страница 23

Ты ждал нас на песчаной тропе за воротами, а вокруг тебя толпились нэнни, вовсе не стремившиеся обследовать окрестности. Какая-то из них неспешно обгладывала кустик. При свете одной лишь луны, и то неполной, я взяла тебя за руку и решила точно так же, как и животные, нынешней ночью всецело полагаться на тебя.

— Теперь налево, — сказал ты мне. — Им страшно, поэтому они такие послушные. Мы с тобой должны идти впереди.

Мы свернули влево. Я несла свою палку в левой руке, а ты свою — в правой. Жарко мне не было, но воздух казался очень сухим. Я слышала множество звуков и не могла понять, что это такое, какой-то тихий сердитый шорох; ты сказал, что это шелестят тополя. Листья раскачивались намного сильнее, чем можно было ожидать при таком слабом ветре. Вибрирующий тон, словно от металлического свистка с шариком внутри, потом пронзительный крик. Пока мы шли, взявшись за руки, во главе нашей оравы, мне все время казалось, что и там, и там, за кустами, за камнями попрятались люди. Их голоса звучали то смутно и искаженно, то отчетливо и совсем близко, будто кто-то отрывисто подзывал собаку — или нас? Чтобы меня успокоить, ты сказал, что это «природа», и посоветовал мне прислушаться к смешному постукиванию горошков, сыпавшихся из-под хвостов наших нэнни, и к плеску водопада мочи.

— Посмотри на звезды.

Звезд было намного больше, чем я когда-либо могла себе представить. Это оттого, что вокруг нет света, зажигаемого людьми, даже на отдалении, объяснил ты. А в Голландии где-нибудь у горизонта всегда есть пятно света, потому что там город. В какой-то миг я увидела фары машины, карабкающейся на холм. Они осветили участок дороги, а потом медленно перевалили через верхушку.

Нэнни послушно шли за нами. Ругаться и орать на них в этот час не было надобности, они прислушивались даже к шепоту. Минут через десять мы покинули тропу и вышли на луг, на котором мне привиделись белые линии. Так и есть, усмехнулся ты, это здешнее футбольное поле. Растущую на нем траву необходимо косить и удобрять, так ведь? Чтобы кормиться но ночам, лучшего места не найдешь. Близко от дома, и до сих пор ни один человек на вас за это не ворчал.

Сидя на белой метке в центре поля спиной к спине, время от времени протягивая руку назад, чтобы залезть под мягкий свитер к другому и погладить живот или иную важную часть тела, мы наблюдали каждый за своей половиной площадки. Одного из игроков пришлось высвобождать из сетки ворот, но в остальном они вели себя образцово, никто не покидал пределов поля, все старались держаться поближе к нам. Даже в темноте ты отличал девочек друг от друга по их силуэтам, по форме тела или рогов и по походке. Они решительно срывали траву, но не жевали ее, жевать они будут дома, когда снова срыгнут растительную массу из желудка в рот. Ты сказал, что у них вообще нет верхних зубов, и поскольку я тебе не поверила, ты подозвал шепотом по-английски:

— Эмили, Эмили, dear.

Один из безрогих силуэтов поднял голову, постоял неподвижно, навострив уши, и издал низкий блеющий звук, как ты объяснил, такой же звук нэнни издают в тех случаях, когда потеряют детеныша, а потом снова найдут его в стаде. Изящными прыжками Эмили приблизилась к нам и стала обнюхивать твою макушку, чтобы убедиться, что она попала по адресу.

— Это мать Иолан, — представил ты мне ее с гордостью. — Петер разрешил мне придумать имя для ее последнего детеныша, сама понимаешь. Она очень старая, вот, пощупай вот здесь.

У Эмили на коленях были светлые круглые мозоли размером с гульден, и у нее действительно не было верхних зубов, я убедилась в этом, когда засунула руку ей в рот и нащупала там твердую расческу, обтянутую кожей, примерно такую же, как во рту у человека, положившего свою искусственную челюсть в стакан с водой.

Эмили ни против чего не возражала, а потом потерлась головой, словно кошка, о мое колено. Я, как она того хотела, почесала ей лоб, она улеглась у моих ног, перестав ради этого пастись. Одна за другой на землю улеглись и остальные, из чего ты заключил, что они потихоньку уже насытились и что можно двигаться домой. Ты свистнул каким-то необыкновенным посвистом, по-особому сжав губы, и все головы немедленно поднялись.