Крадущийся охотник, затаившийся дракон - страница 32

стр.

– … сам огреб. Да-да… А что, в лесу совсем-совсем заняться нечем?

– Совсем!

– «Танчики»…?

– Да ну их! – Отмахнулась она. – В них одной игра…

Хана осеклась и настороженно посмотрела на меня.

– Ну-ну… продолжай. – Ласково заулыбался я. – В них одной играть неинтересно. Одной. Играть. А как же спросить: «Фан, а что такое тан-чи-ки…»? А уж про то, что это игра такая, да еще и многопользовательская, я даже и не заикался…

– Пф… – Не очень уверенно выдала Хана. – Да я просто догадалась по контексту! И… ты же раньше это говорил, вот!

– Ой, Хана, а что такое «кон-текст»? – Спросил я тоненьким голоском.

Глазки ее забегали.

– А давай, ты ничего не слышал, а? – Заискивающе спросила она. – Ну, мало ли, что я там сказала… Послышалось, то, да се…

– А давай. – Легко согласился я.

– Правда? – Обрадовалась она и тут же нахмурилась. – Стоп! Ты ж ничего не забудешь, да?

– Ага. Ты, кстати, забыла спросить, что такое «многопользовательская». – Подначил я.

– Как догадался-то? – Хмуро спросила она.

– Звук из котла. Когда ты пробовала супчик из куропатки. Когда ты засунула туда морд… голову, голос твой звучал глуше. Когда ты удалялась от меня, голос звучал тише, когда приближалась – громче.

– Ну, разум – штука сложная. – Напряженно хохотнула Хана. – Твой мозг думал, что изнутри замкнутого объема голос должен звучать по-другому, вот он и звучал по-другому. Это ж элементарная акустика!

– Элементарная… – Хмыкнул я.

– Ага.

– Акустика… – Еще шире заулыбался я.

– Ага… Упс.

– К тому же, прямая мыслеречь… нет, я вполне допускаю ее существование… так вот мыслеречь должна быть крайне нерациональна по затратам… ну, хотя бы из-за необходимости постоянного контроля своего мозга и мозга адресата. Проще создать артефакт по образцу синтезатора с динамиком. Иначе б вы, волшебные звери, давно бы человечество нагнули и им бы управляли. Ну? Артефакт?

Хана убито кивнула.

– Но это все ерунда. Я могу поверить в то, что мой мозг сам меня обманывал, изменяя уровень и тембр твоего голоса. А вот то, что тебя прекрасно слышала Мара Бейфанг… за сорок один метр – это факт! И что-то меня заставляет думать, что какая-никакая защита мозга у нее имеется – в отличие от меня девочка получила прекрасное разностороннее образование!

– У-йя… – Девочка схватилась за голову. – Вот это кося-я-як!

Я некоторое время молчал, отмеряя метры по одной из узких улочек Ван-Шиа.

– Хана, я, в принципе, могу понять, что медведям нужно защитить свой актив, то есть меня, от влияния чужих. В первую очередь, от воздействия на разум – чтобы другие, ваши противники или конкуренты – внутри вашего тотема или из других тотемов, не смогли задурить мне мозги. Тем более, что после приема Жемчужины получить контроль над моими мозгами – это как получить коды доступа к управлению оружием массового поражения. Я даже примерно представляю, зачем потребовалось скармливать мне эту сверхдорогую пилюлю – видимо, использование техники ментального контроля невозможно при слабом контроле Ци… Или сильно затруднено. Я все это понимаю. И даже поддерживаю. Но, Хана, какого демона нельзя было сказать этого прямо?!

В конце я не сдержался и слегка повысил голос. Хана даже отошла от меня подальше. И зашмыгала носом.

– Фан, прости! Ну, прости, Фан!

– Да что мне твое «прости»! – Отмахнулся я. – Я ж не против обучения. Нормального обучения нормальной технике, а не всем этим… крутым спецэффектам из блокбастеров с раскалыванием Луны и низвержением Небес. Только могли бы нормально сказать. Прямо. Неужели вы такого низкого мнения о людском интеллекте? Ну, ладно о людском, но неужели Я кажусь вам полным имбецилом, а?

– Фан-Фан, ты только маме не говори, что догадался, ладно? Меня за такой прокол по головке не погладят!

– Ох, Хана! Ты совсем зеленая… – Умилился я.

– Это почему это?! – Тут же возмутилась она, забыв о необходимости оправдываться.

– Сколько на тебе сейчас артефактов?

– Э-э-э… – Девочка возвела глазки и стала считать. – Четыре защитных, шесть атакующих, два эвакуационных, два сигнальных, два накопителя… – Голос ее, по мере перечисления становился тише и тише, говорила она все медленнее и медленнее, а в конце она и вовсе уже шептала. Видимо, поняла.