Крах теории «государства всеобщего благоденствия» - страница 6

В чем ошибочность взглядов ученых защитников капитализма? Эволюция форм капиталистической собственности, возникновение и развитие государственного сектора, возрастание его экономической роли в жизни буржуазного общества — реальные явления современной буржуазной действительности. И грех наших идеологических противников не в признании этих явлений, а в их оценке и выводах, которые делаются на основе анализа этих явлений. Именно в этом позиция авторов и пропагандистов теории «государства всеобщего благодействия» анатинаучна и противоречит реальным фактам.

Речь идет прежде всего о том, что развитие государственной собственности представляется в извращенном свете, а сама она трактуется как общественная, отождествляется с ней. Так, например, в монографии профессора Мерилендского университета А. Грачи, опубликованной в 1966 г., утверждается, что все капиталистические страны «имеют смешанную экономику, в которой как частные, так и общественные предприятия играют важную роль».

В действительности же сущность государственной собственности в условиях буржуазного общества, характер проводимых государством экономических мероприятий целиком и полностью определяются социальной природой общественного строя, господствующими производственными отношениями.

Государственная собственность, как и другие виды групповой капиталистической собственности — акционерная и корпоративная,— не является общественной. Она принадлежит всему господствующему классу капиталистов и воплощает в себе отношения эксплуатации труда капиталом, частного присвоения результатов общественного труда.

В условиях научно-технической революции современные производительные силы, многие виды хозяйственной деятельности оказываются не под силу даже самым крупнейшим монополиям. Они все больше требуют управления в масштабах всего общества. Поэтому финансовая олигархия стремится использовать механизм государственной собственности с тем, чтобы приспособиться к потребностям современного производства.

Производственные отношения в государственном секторе капиталистических стран ничем не отличаются от отношений, существующих на капиталистических предприятиях.

Английский левый лейборист К. Дженкинс, исследовавший отношения на национализированных предприятиях, пришел к выводу, что национализированные отрасли стали «инструментом замороженной классовой структуры в Англии», ибо в них «существуют такие же классовые отношения, как и на предприятиях частных фирм». Известный ученый Джон Бернал в книге «Мир без войны» указывал, что за социалистическим фасадом национализации скрыта не претерпевшая никакие изменений капиталистическая сердцевина.

Ярко выраженный классовый характер носит и управление государственными предприятиями. Национализированными предприятиями под видом специалистов управляют крупнейшие представители монополистического капитала, в том числе и бывшие собственники национализированных предприятий.

Первым председателем национального угольного совета в Англии, состоявшего из 9 членов, был назначен лорд Хайндли — бывший главный директор самой крупной в стране угольной компании «Пауэлл Дафрин», одновременно являвшийся членом правления Английского банка и директором металлургического концерна «Гест Кин энд Нетлфолдс». Остальные посты также были распределены между бывшими шахтовладельцами и видными представителями монополистического капитала. В «Справочнике лейбористской партии», изданном в 1951 г., указывалось, что из 300 членов правлений национализированных предприятий 88 % были представителями класса капиталистов.

Во Франции состав правлений предприятий, перешедших в собственность государства, почти не обновился. Изменения ограничились заменой одних представителей финансовой олигархии другими. Естественно, что на государственных предприятиях сохраняется эксплуатация труда капиталом, рабочие не гарантированы от увольнений и безработицы.

В Англии по так называемому плану Бичинга проводится модернизация государственных железных дорог, закрываются отдельные участки, увольняются рабочие. В течение последних 10 лет количество горняков на английских шахтах сократилось со 100 тыс. до 54 тыс.