Красавец Джой - страница 6
— Нет, милые мои, это вовсе не нужно! Мы люди небогатые, деньги надо беречь для вашего воспитания. Я не могу тратить их на глупости.
Наоборот, деньги на книги или вообще на что-нибудь полезное она всегда охотно им давала. Я не сумею передать вам ее мысли о воспитании. Но раз к нам приехала одна ее знакомая дама, и с ней она много говорила об этом; из их разговора вы увидите, как смотрела на дело воспитания госпожа Морис. В то время я большей частью сидел в комнатах. Мне было так непривычно чувствовать себя любимым, что я не мог вдоволь насидеться с людьми. Джек, бывало, говорил про меня: «Что с ним такое? То за одним ходит, то за другим и смотрит такими серьезными глазами».
Если бы я говорил, я объяснил бы ему, почему я так делаю; как я счастлив у них, чувствуя, что я, немая тварь, не меньше всех людей в доме, имею право жить как можно лучше. Лора понимала меня. Она притягивала мою голову на свои колени и говорила:
— Тебе приятно с нами сидеть, Джой? Сиди, сколько хочешь. Когда тебе надоест в комнатах, беги в сад, порезвись там с Джимом.
Однако, вернусь к посещению той дамы. Дело было в июне. На дворе была чудная погода. Госпожа Морис сидела подле окна в качалке и что-то шила; я сидел на табуретке рядом и смотрел на улицу. Собаки любят разнообразие, и мне было весело следить за прохожими и проезжими. К нашему подъезду подъехала карета; из нее вышла нарядная дама.
Госпожа Морис была ей рада и называла ее госпожой Монтачью. От нее хорошо пахло, и я пересел к ней ближе. Вдруг во время разговора дама взглянула на меня в какое-то стеклышко, висевшее у нее на цепочке, и бережно подобрала свое платье.
Я понял, зачем она это сделала, и отошел, обиженный, к госпоже Морис, где и сел, выпрямившись.
— Простите, — сказала дама, продолжавшая на меня смотреть, — что это за странная собака?
— Да, это некрасивая собака, — отвечала госпожа Морис.
— Она недавно у Вас? — спросила опять чужая дама.
— Недавно.
— Сколько же у Вас теперь зверей?
— Две собаки, кошка, пятнадцать или двадцать кроликов, крыса, с дюжину канареек, две дюжины золотых рыбок, не знаю, сколько голубей, кохинхинских кур, гвинейская свинка и… да, право, не могу вам перечислить в точности всех обитателей нашего дома.
Госпожа Морис и гостья обе рассмеялись.
— Целый зверинец, — заметила госпожа Монтачью. — Мой отец не позволяет нам держать дома никаких зверей. Он говорил, что девочки привыкнут бегать и прыгать с кошками по всему дому и не будут уметь держать себя прилично, а мальчики еще больше огрубеют, таская за собой собак.
— Я не замечала за своими детьми, чтобы от игр со зверями они становились грубее, — сказала госпожа Морис.
— Ваши мальчики самые благовоспитанные в городе, — отвечала госпожа Монтачью. — А про Лору и говорить нечего: это такая милая девушка. Я всегда рада им, когда они к нам приходят. Они умеют расшевелить моего Чарли, и с ними он удивительно дружно играет.
— Они очень веселились у Вас в прошлый раз, — отвечала госпожа Морис, — да, кстати, они говорили мне, что хотят достать собачку для Чарли.
— Нет, нет!… — воскликнула гостья. — Скажите им, чтобы они этого не делали. Я терпеть не могу собак в доме!
— Отчего Вы их не любите? — мягко спросила хозяйка.
— Ах, они такие грязные, гадкие! От них всегда дурно пахнет, и с ними заводится всякая нечистота в доме.
— Видите ли, что я Вам скажу, — возразила госпожа Морис, — собаки все равно, что дети. Если вы хотите, чтобы они были чисты, надо их чистить и мыть. Вот у этой собаки кожа так же чиста, как ваша или моя. Смирно, Джой!
И с этими словами госпожа Морис провела рукой по моей спине против шерсти и показала госпоже Монтачью мою розовую кожу, на которой не было ни пылинки. Госпожа Монтачью посмотрела на меня более ласковыми глазами и даже протянула кончики пальцев, чтобы я их лизнул, но я этого не сделал, а только понюхал их.
— Вы не имели дела со зверями, как я, — продолжала моя хозяйка. — Дайте мне Вам рассказать, какую большую услугу мне оказали звери в воспитании детей, особенно мальчиков. Когда я была еще молодой женщиной, всего несколько лет замужем, я жила с мужем в Нью-Йорке. Бывало, вернусь я домой после обхода бедных в грязных кварталах города и, глядя на моих двух малюток в их чистеньких кроватках, скажу мужу: