Красавица и чудовище - страница 20

стр.

Девочки молча наблюдали. Наконец, Саманта нервно заерзала и робко выдавила из себя:

— А вы научите меня танцевать — когда-нибудь?

Лиза кивнула:

— Конечно научу. — Потом, после паузы, метнула быстрый взгляд на Отца, который пристально смотрел на нее.

Она не хотела встретиться с ним глазами и повернулась к девочкам.

— Если, конечно, Отец разрешит мне здесь остаться на некоторое время.

Он все еще задумчиво смотрел на нее.

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь. — Он подумал, что голос его звучал не слишком-то радостно, но он ведь и не испытывал никакой радости по этому поводу. — А как же твои спектакли?

Он попал в самую точку, только не знал, какую. Она вдруг затихла и долго стояла не двигаясь. Потом, покачав головой, печально улыбнулась и с нарочитой небрежностью повернулась в другую сторону.

— В общем, — весело начала она, и он понял, что она выдумывает какую-нибудь небылицу — для них обоих. — Гастроли закончились. Мне об этом сообщили вчера на обеде.

Ему все это очень не нравилось, но он не знал, что делать. Сказать «нет»? А вдруг окажется, что у нее была веская причина, чтобы спешно покинуть Верхний мир? Ладно, решил он. Пусть она пока останется со своей ложью и своими иллюзиями. Он только сказал:

— Ну, что ж, в таком случае оставайся.

Но Лиза уже опять сосредоточила внимание на своих юных обожателях.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Катрин проснулась от того, что увидела страшный сон. Винсент в опасности? Это было единственное, что она запомнила. Она снова легла и, закрыв глаза, стала досматривать сон. Он был на одной стороне пруда, а она — на другой. Он протягивал к ней руки. Он ничего не говорил, но она видела, что он просит помощи. Ее вдруг охватила паника. Даже во сне она ощутила, что он нуждается в помощи. Но она была не в силах отвести от него свой взор, не в силах сдвинуться с места и обойти вокруг пруда или еще как-то помочь ему. Вдруг появились крылья, много белых крыльев. Они обдавали ветром ее лицо, развевая волосы и окропляя щеки водой. Винсент исчез за этими крыльями. Но она понимала, что если исчезнут крылья, то Винсента там не будет.

Немудрено, что я запаниковала, подумалось ей. Но, проанализировав сон, она пришла к выводу, что все это не так уж и страшно: это была просто-напросто сцена из «Лебединого озера». И белые крылья тоже. Она тихо лежала с закрытыми глазами и улыбалась, переживая вызванные подкоркой образы. А почему не черные крылья? — пришло ей в голову. Черные крылья — и среди них лицо Лизы Кэмпбелл?

Улыбка угасла. Вздохнув, она открыла глаза и привстала, чтобы посмотреть, который час. Половина четвертого. Она не должна вот так лежать и бодрствовать: завтра еще только пятница — рабочий день. Она вздохнула. В общем-то, это не имело большого значения: она почти не спала и всю прошлую ночь, вернее, остаток ночи, после того как ушел Винсент.

Она откинулась назад, поправила подушку и уставилась в потолок. Все это так неприятно. Но особенно неприятно видеть, как сильно переживает Винсент, с тех пор как получил Лизину записку. И растущее чувство отстраненности, как будто он не допускал ее в какую-то свою жизнь. С ним — с ними — такого не случалось за все время их знакомства.

«Что тебя тревожит, Чандлер?» — тихо спросила она, глядя в потолок. Потому что, если уж быть с собой честной, она встревожена. А что, если он больше не придет? «Этого не может быть», — громко произнесла она — и знала, что это правда. И теперь, когда эта мысль воплотилась в слова, было бы глупо бояться, что кто-то или что-то сможет изменить отношение к ней Винсента. «Потому что, что бы ни случалось со мной и кто бы ни входил в мою жизнь, это никогда не отразится на моей любви к Винсенту». Подумав об этом, она улыбнулась. «Что бы он ни сделал, что бы ни случилось, это не имеет никакого значения: наше чувство не изменится никогда».

Но если отбросить эти чувства, то она сейчас чувствовала себя такой беспомощной и безумно страдала от своей беспомощности! Когда они виделись в последний раз, она почти физически ощущала нерешительность и боль Винсента, так что чуть не заплакала от жалости к нему. Как может она облегчить его боль, если он не просит ее об этом, если не говорит, какова ее причина?