Красавица и чудовище - страница 39

Но он должен все проанализировать, чтобы понять, почему все так произошло. В танце Лиза воплощала роль умершей молодой женщины, спасающей своего возлюбленного. Если ему не изменяет память, она удачно скопировала хореографию балета, который видела на сцене. И как ни больно, надо честно признать, что она вовсе не выражала свою любовь к нему таким образом. Да, она любила его как друга! Она, разумеется, знала, что он боготворит ее. Но не знала, как глубока его любовь. Он обдумал эту мысль. Да ведь он и сам не знал, как глубоки его чувства к ней, пока не заключил ее в свои объятия, она стала от него отбиваться.

Она, вероятно, как и он, была в неведении относительно земной взрослой любви. Ей было всего пятнадцать лет, и вся ее жизнь сосредоточилась на балете, и ее представления о любовных историях выражались в музыке. В ее мире принцессы были заколдованы и превращены в лебедей либо спящих красавиц, которых спасала чистая любовь молодого принца. Крестьянские девушки сходили с ума и умирали от любви, а потом спасали от смерти принцев, которые вряд ли этого заслуживали. В Лизиных историях было мало того, что могло бы подготовить ее к земной любви в реальном мире. Винсент задумался: а сколько настоящей любви было в теперешнем мире Лизы?

И он также был молод. Он знал о любви лишь из книги стихов. Он не знал, какой безутешной и болезненной может быть любовь.

— Я был неправ, — прошептал он. — Я пытался завладеть другим существом, в один миг разрушил любовь и чистоту — ее и свои, но в основном ее. И я… — У него сжалось горло. Он тряхнул головой: он видел ее в те последние мгновения, словно ее выгравировали на его веках. Из четырех глубоких параллельных ран на ее правом плече струилась кровь — ее кровь, вызванная его насилием по отношению к той, которую он так любил! Он не мог подобрать слова, чтобы громко сказать хотя бы себе, что он сделал. Простит ли он себя когда-нибудь?

Он зашевелился, осознав вдруг, что сидит здесь несколько часов и что это викторианское и, следовательно, большое кресло недостаточно велико для него. У него онемели ноги. Он провел рукой по тому месту, где образовались щербинки от его ногтей. Оттолкнувшись от кресла, он встал.

В зале кто-то был… Он обернулся. Стоя на лестнице, Лиза наблюдала за ним почти с таким же бесстрастным, как и у него, выражением лица. Он так ушел в свои мысли, что не слышал, как она пришла.

Как и на остальных обитателях туннелей, на ней была разномастная, но тщательно подобранная одежда, где все компоненты прекрасно сочетались друг с другом. Она напоминала пейзаночку из какого-нибудь балета: длинная, пышная, доходящая до щиколоток юбка, блузка с длинными рукавами и вокруг шеи — платки. Таз и бедра были стянуты треугольной цветной шалью, окаймленной бахромой.

Винсент ждал. Он чувствовал, что не может говорить, — его все еще обжигали недавние воспоминания. Склонив голову набок, она внимательно разглядывала его. Молчание затянулось. Ухватившись обеими руками за перила, она полезла на них.

— Что случилось? — спросила она тоном девочки, изображающей мать. Просительные нотки в ее голосе совсем не вязались с настороженным выражением глаз. — У тебя такое странное лицо.

Она подошла поближе и хотела дотронуться до него. Он понял, что не может встретиться с ней взглядом, и уставился в пол. Он почувствовал, как ее юбка коснулась его ноги.

— Что-то случилось, но это не важно, — сказала она беззаботным голосом. Она немного отступила, но, когда он посмотрел ей в лицо, снова приблизилась. Глаза ее были по-прежнему недоверчивы, но сейчас в них отражалась тревога. Она дотронулась до его руки и слегка сжала ее, затем заглянула ему в глаза: — Ну что, о чем ты думаешь?

Голос его звучал так, будто он не разговаривал несколько лет:

— О том, что здесь произошло… в этом зале.

Лицо ее осветилось улыбкой. Развернувшись, она широко раскинула руки.

— Праздник зимы! Свечи, музыка…

— О том, что произошло между нами.

И хотя он говорил шепотом, она сразу замолчала. Она резко повернулась и воззрилась на него с застывшей улыбкой на устах. Он заставил себя продолжить.