Красавица и чудовище - страница 60

— Это из истории. — К Каваногу подошла Бриджит О’Доннел. — Когда-то ирландские католики подняли восстание против англичан и их протестантских союзников, — слабо улыбнулась Бриджит. — Мятежники коротко стригли волосы, вот и вся разгадка.

Катрин призадумалась:

— Если я не ошибаюсь, это было двести лет назад?

Бриджит кивнула.

— Долго у вас в Ирландии помнят, как кто стригся.

Бриджит оказалась миниатюрнее, чем представляла себе Катрин. Они были примерно одного роста. Бриджит была одета в платье ампир, какое могла носить Жозефина Богарне: высокая талия, низкий вырез, короткие рукава с буфами и длинные перчатки. Жозефина в таком наряде выглядела бы пышнотелой. Бриджит же казалась в нем еще более хрупкой. Больше всего Катрин удивилась маске, которую носила писательница. Точно такая же совиная личина, разве что другого цвета. Под коричневым клювом виднелся улыбающийся розовый рот. Улыбка была мягкой и нежной. Глаза смотрели на Катрин с ласковым одобрением: очевидно, писательница не ожидала, что американская девушка так хорошо знает ирландскую историю.

Катрин и не знала бы ее, если бы книги Бриджит О’Доннел не заставили ее внимательно прочитать несколько томов об Ирландии.

— У нас, ирландцев, длинная память, — сказала Бриджит. — В ее словах прозвучала скрытая горечь, несмотря на мягкость голоса. — Отец в детстве научил меня множеству песен о храбрецах стриженых. Я тогда еще лежала в колыбельке.

Чарльз поклонился.

— Спасибо за науку. Должен признаться, — виноватым тоном сказал он, — что всегда был слаб по исторической части. То, чему меня в свое время учили, я давно забыл.

Бриджит кивнула и одарила его одной из своих очаровательных улыбок.

— Забывать тоже полезно. Неплохо было бы, если бы Ольстер этому научился.

Чарльз не успел ответить, потому что к ним вернулся Джон. Взяв Чандлера за локоть, он состроил гримасу:

— Тут Саманта. Она никогда не простит мне, если я не приведу тебя к ней, Чарльз.

Чарльз тоже скривился. Саманта была первой женой Джона. После развода с Бреннаном она изо всех сил пыталась заполучить Чандлера, отчаянно флиртуя с ним на свой тяжеловесный манер. Чарльз вздохнул, пожал на прощанье пальцы Бриджит и сказал:

— Счастлив был познакомиться. Прошу простить. Долг зовет.

Он последовал за другом через зал. Катрин обернулась и взглянула Бриджит в глаза. Они были очень серьезными и настороженными под качающимися перышками. Зато когда О’Доннел улыбнулась, у Катрин появилось ощущение, как будто она знает эту женщину много лет.

— Мне нравится ваша маска, — легко сказала Бриджит. — Знаете, я однажды написала рассказ про женщину-сову. Даже не рассказ, а сказку, — застенчиво добавила она. — Для детей…

Катрин покачала головой.

— Это для детей любого возраста. Я прочла вашу сказку в прошлом году и была просто очарована ею.

— Не может быть! Эту книжку не так просто найти.

— Ее дал мне друг. Очень близкий друг, — тихо добавила Катрин, обращаясь не столько к собеседнице, сколько к себе. — У вас настоящий талант. Как бы я хотела, чтобы вы побольше писали для детей.

Темно-синие глаза под коричневой маской поражали глубиной. Катрин подумала, что может прочесть в этом взоре многовековую трагедию ирландской истории. Такие же глаза, должно быть, были у Дьердры.

— Я бы тоже этого хотела, — вымолвила Бриджит. — Но в Ирландии сейчас есть вещи пострашнее привидений. Да и музыки фей не слышно — ее заглушает стрельба.

Винсент задумчиво опустил голову. Ветерок шевелил края его капюшона, пробегал мелкой рябью по поверхности бассейна. Когда наступало безветрие, Винсент видел в воде свое отражение: золотистая грива волос, рассыпавшихся по плечам, белая рубашка с кружевами, черные кожаные перчатки, прикрывающие руки, которые сразу бы его выдали. Над кружевным воротником отражался широкий лоб, неразличимые на золотистой коже брови, широкий кошачий нос, покрытый мягким пушком, раздвоенная верхняя губа, из-под которой посверкивали белые острые зубы; глубоко посаженные светло-голубые глаза — самая человеческая деталь его лица; высокие, широко расставленные скулы.

Он резко отвернулся и направился к двери. Взялся за ручку, повернул. Шум бала ударил ему в лицо и приковал к месту: сотня людей громко разговаривала, стараясь перекричать грохот музыки — барабаны, саксофоны, трубы, рояль. По паркету шелестело множество ног, звенели бокалы, позвякивали тарелки, отовсюду доносился хохот и аплодисменты. Обостренный нюх Винсента ощутил аромат двух сотен духов, грима, дорогой косметики, лака для волос, маскарадного клея, горячих закусок, вина, виски, рома. Знакомым и странным в этом сочетании показался ему запах свечного воска и свежей тыквы. Дело в том, что возле двери был установлен фонарь из полой тыквы, в котором горела свеча. Винсент закрыл за собой дверь и присоединился к балу в честь Бриджит О’Доннел.