Красивые лица - страница 5

Собака?!

Журнал в сторону. Бегом за псинкой.

Животное, будто не спеша, как у себя дома, пробежало два ветвистых коридора и скрылось за поворотом.

Я старалась не создавать много шума. Но не могла не охнуть огорченно, когда зашла в тупик. А собаки нет.

Я недоуменно вышла из той части дома, куда раньше не заходила. Здесь было мало света. Не так ярко, как в основных комнатах, где мы заседаем. Мне навстречу шел тот самый одиннадцатый парень, который вообще держался в стороне от всех.

- Этот дом меньше, чем кажется снаружи, - поделилась я своими мыслями.

- Здесь много тайных ходов, - ответил он и остановился, странным взглядом разглядывая мое лицо. – Много закрытых помещений.

- Вероятно, в одно из них убежала та собака.

- Какая собака?

- Я сидела в фойе и увидела… Такая большая… На колли похожа. Она побежала сюда. Я пошла за ней. Но зашла в тупик.

- Колли?

- Ага.

- Его зовут Смерч.

- Так ты знаешь этого пса?

- Да, это мой пес.

- Я не знала, что сюда можно с животными.

- В правилах об этом ничего не сказано. Но он просто жить без меня не мог и прибежал.

- Верный друг, - мечтательно вздохнула я, - завидую.

- У тебя нет друзей?

Я пожала плечами. Не знаю, потому что. Вроде бы и есть. А вроде бы, друзьям этим грош цена. Вот другое дело, когда был дедушка жив. С ним все по-другому было.

Неподалеку отворилась дверь спортзала. Споря, оттуда вышли Перчинка и Весельчак. Я обернулась на их голоса. Весельчак поддразнивал Перчинку. Ее это очень злило.

- Да ты сжульничала!

- Нет. Это ты мухлевал! Мячи так не летают в теннисе, как ты их подаешь.

- Ты не умеешь играть, ха-ха, признай это.

- Не дождешься! Ты – жулик. Я расскажу о тебе остальным.

- Ну да, конечно. Я весь боюсь и так дрожу. У-у-у-ух!

Их голоса удалились. Смешались с тишиной в итоге.

- Вот народ, заняться им больше нечем, - повернулась обратно к парню, - как спорить.

Но мои слова были обращены в пустоту. Он уже ушел по своим делам. У всех были дела, кроме меня.

- Все сюда! Все сюда! – Сахарок звала в фойе.

На большом экране рядом с входными дверями, мелькали буквы. Точнее, они перелистывались. Быстро-быстро. Примерно как на вокзале, когда происходит смена расписания или еще чего.

Буквы стали по одной замирать. Хотя уже с первой стало ясно, кто выбран.

- Перчинка! Перчинка!

- Ты – первая!

- Перчинка!

Ее обступило несколько человек. Все возбуждены. Все радуется и в то же время боятся. Кто смотрел предыдущие сезоны, знает, какие ужасы, страсти-мордасти подстерегали участников на каждом шагу. Временами даже не одного, а двух-трех сразу.

Закадровый голос объяснял телезрителям, что как только названо имя, испытание начинается.

В считанные секунды Перчинка очутилась в одном из тайных тоннелей. Мы все прилипли к появившимся из стен (видимо, были спрятаны в шкафах) телеэкранам, где с разных ракурсов транслировалась Перчинка.

Длинный темный дощатый тоннель. Метров пятнадцать точно. Ее задача – пройти его и остаться живой.

Мы все расселись на диванчиках. Только Рок-звезда осталась стоять у кухонного телеэкрана. В одной руке она сжала стакан с каким-то мутным пойлом (залежи алкоголя парни нашли в кладовке совершенно случайно).

Барби прижалась к Медведю. С другого бока сидела Сахарок и тоже в свою очередь сжимала его руку. Пожалуй, Миша действительно был более симпатичный.

Нет.

Он не просто симпатичный, а слащавый. Как у девушек, прижимавшихся к нему в этот момент. Его внешность казалась настолько приторной, что начинало тошнить.

Впрочем, от взгляда на девчонок у меня наоборот развивался комплекс неполноценности. В отличие от них, у меня совершенно обыкновенная внешность. Даже рядом с ними не валялась. Ни ног от ушей, ни груди – воздушных мячиков, ни волос – даже после сна как будто только из парикмахерского салона, ни шмоток – крутых, дорогих, блестящих и очень красивых.

«Перчинка».

Деревянные, потрепанные временем панели. Но едва она сделала самоуверенный шаг, как со всех сторон появились шипы, приводящие в действие механизмы казни. Как пример, был воспроизведен сюжет из первого сезона, где один качок – «Арчи, 25» - погиб на третьем или пятом шаге.