Краски Алкионы - страница 5
Вот, думаю: чудеса, сон мне, верно, снится про эту проклятую работу. Совсем я заработалась, вот и мерещится всякое. Не знаю, сколько так времени прошло, но слышу опять каблучки – когти цокают, возвращаются. А барышня-птица стала такая, что до неё дотронуться можно, подошла ко мне близко и положила передо мной своё перо, потом исчезла, будто взлетела, а господина уже не было видно рядом“.
И тут работница Третьяковской галереи (в силу этических соображений её имени не называем) вынула из какого-то только ей ведомого потайного места перо и показала мне.
„Я закричала, – продолжала она, – но крика-то не услышала, видно, горло перехватило. Так я и побежала проверять – не случилось ли чего в галерее. Озираюсь – никого нигде не видно. Куда все подевались, ума не приложу. Посмотрела на часы, а от того времени, как я первый раз увидела этого статного мужчину, аж часа три прошло. То ли столбняк, то ли гипноз, но ничего не помню с того момента, как эта парочка пришла, и до того, как ушла. Побежала я осматриваться. Это уж потом я подумала, что надо на подмогу позвать, а в тот момент растерялась очень. Металась я так, металась по галерее и тут вижу – порошок какой-то рассыпан, присмотрелась, а это краска, вся будто в пыль растёртая, на полу, глаза-то поднимаю, а передо мной снова эта дева-птица, только на портрете – и не одна, а целых две. Я кому рассказываю – никто не верит, а перо показываю, так смеются, говорят: голубиное на улице подобрала. Сказали – надо нервишки подлечить, а я и не против. Я и сама готова в это не верить, только перо-то вот оно, что с ним-то делать?!“
Если вернуться к началу статьи, то, надеюсь, понятно, о какой картине идёт речь. Да, это с картины Виктора Васнецова „Сирин и Алконост. Песнь радости и печали“ вандалы сняли слой краски, и часть этой краски попала на пол. Объяснений пока этому поступку не находится.
Возмущение, которое испытывает общественность к данному акту вандализма, естественно. Но как относиться к истории, рассказанной работницей галереи, решать вам; я не берусь утверждать ни её истинность, ни вымысел. Я сам на распутье, но девушек-птиц наблюдать воочию мне ещё, скажу вам определённо, не приходилось».
Старинные часы отсчитали ещё одну порцию времени, заставив Вениамина слегка вздрогнуть и очнуться от раздумий, в которые его окунуло чтение. Он тепло простился с Марией Григорьевной. «Отзывчивые люди – такая редкость, – подумал он, – и как хорошо, что именно она дежурила в ту ночь, благодаря её действиям Марселю вовремя оказали медицинскую помощь…»
Глава 5
Вениамин оказался обязательным человеком и точно выполнил свои обещания. Но удивительно то, что я действительно помнил, как обращаться с кистью и красками. Я даже почувствовал себя на мгновение счастливым. Если бы, чёрт меня дери, вспомнить хотя бы ещё толику того, кто я и кем был до сего момента. Теперь молодые медсестрички забегают ко мне и наперебой просят нарисовать их портреты, хотя бы карандашом. Времени у меня между лечебными процедурами предостаточно, и я живописую с удовольствием. Ещё он принёс мои письма к нему и читал вслух, время от времени комментируя записи. Это было так захватывающе. Неужели это всё происходило со мной и, судя по датам на письмах, совсем недавно. И вызывало даже недоверие. Какая-то мистика, будто сеансы гипноза, похожие на те, что проводит доктор для возвращения моей памяти.
Глава 6
Князь сидел на шкуре медведя, расстеленной на скамье. Несмотря на молодые годы, он знал, что главная цель его жизни – это власть. Власть над всеми, и он никого не пожалеет, кто встанет на пути к цели. Как вот этот медведь, ставший украшением его ложа. О, этот могучий зверь помотал князя по непроходимой чащобе, прежде чем он не доказал, кто хозяин в лесу. И так будет с каждым. Ни родовые связи, ни мольбы не станут преградой для возвышения его княжеского величия над всеми…
Улыбка сладострастья легла на уста князя: Пусть каждый смерд знает: я хозяин над мужами, да и над их жёнами и всеми девками в моих владениях. Моя пахота всегда первая. Буду сеять своё княжеское семя там, где захочу, и оно взрастёт и станет опорой, оплотом имени владыки земли славян и не только славян.