Краски Алкионы - страница 7

– Я сын природы, значит, и её божественная часть.

– Бог один и сын у него один – Христос. Не слышал о таком?

Но…

– Всё, разговор окончен. Я сегодня в хорошем расположении, так что иди восвояси. Но если не успокоишь толпу и не успокоишься сам, пеняй на себя. Карать будем как бунтаря.

Дружинник с удивлением взглянул на князя. Что это с ним? Народ беснуется, готов уж на княжеское подворье ступить, не то гляди – взломают двери княжеских хором, а он отпускает этого кудесника.

Как только за волхвом закрылась дверь, князь произнёс:

– Вижу, недоволен ты моим решением. Не торопись. Я сказал только половину – она касалась его ушей. А тебе я скажу: проследи за ним и отправь кого-нибудь из наших, пусть в толпе потопчется, узнает ещё смутьянов. Этот старец-то навряд ли их нам укажет. Толпу силой устраши, а когда выявишь главных зачинщиков, их надобно будет умертвить и подвесить на дубах у дороги, чтоб другим неповадно было: пусть их тела останутся на съедение зверям, хоть какую пользу принесут.

– А может, как и ране с кудесниками поступали – сжечь…

– Не как с кудесниками, а как с разбойниками поступим.

Боясь упустить старца, дружинник заторопился выполнять приказание князя.

А князь, нисколько не сомневаясь в его исполнительности, прилёг на скамью вздремнуть.

Снился ему лес. С каждым шагом лес становился всё гуще, всё дремучей. Вдруг совсем рядом услышал он рык матёрого медведя. А тут и сам он появился прямо перед ним – встал на задние ланы, оскалил острые клыки и угрожающе зарычал, обдав его тяжёлым звериным дыханием. Резко проснувшись, князь ощутил холодный липкий пот на лбу и ладонях. За окном стояла глубокая ночь. Не в правилах князя было задумываться над истолкованиями снов, вот и сейчас, отбросив наваждение сновидения, улегшись удобнее, он заснул крепким богатырским сном.

Утром другого дня верный дружинник предстал пред князем с докладом о вчерашнем бунте.

– Успеется, доложишь. Поднимем чарку, другую десятилетнего хмельного мёда из только что выкопанной бочки. Да что-то сильно я за ночь проголодался, ухи курячей хочется. И зови дружинников, вместе трапезничать будем.

Насытившись и повеселев от хмельного напитка, князь наконец спросил своего верного дружинника:

– Ну что, очистили землю русскую от кудесников?

– Очистили, княже. Всё прошло быстро: толпу разогнали, да из зачинщиков один этот старец-волхв и был, он и не сопротивлялся. Не ведал, что остатний день на солнце смотрит. Всё сделали и на дерево нечистого мертвяка привязали, как ты сказал. Да вот только утром его там не оказалось. Собралась толпа, и люди толковали, будто медведь угрыз кудесника и косточек не оставил. Другие баяли, будто медведь перегрыз те верёвки, коими он был связан, да и уволок его, а ещё сказывали, будто сам кудесник вдруг превратился в медведя, путы оборвал, да и убёг; вроде ему новая жизнь дадена, как милость богов за верность.

Князь сначала нахмурился, печать воспоминаний о вчерашнем сне омрачила его чело, а потом, рассмеявшись, сказал:

– Мы пойдём в лес, и забавы ради я посажу этого оборотня на рогатину.

Дружинники с весёлым одобрением приветствовали такие речи, подняв хмельные чаши за здравие князя, продолжили пир…

Преддверие сна встретило рёвом раненой белуги, оглушив в очередной раз своей страстью экзальтированной нимфоманки с верхнего этажа, впечатляющие габариты которой не могли привлечь ни тонкую организацию моей души, ни вибрации моего поджарого тела. Оставалось также загадкой, когда она снабжает свои телеса энергетической подпиткой, так как казалось, что этот рёв имел место в любое время суток с невероятной частотой, а в промежутках между ними раздавался её клик-плач не справляющейся со своим неуёмным эротическим желанием, призывающей самца на случку. Иногда, не поверишь, мне тоже хочется быть таким же простейшим, чтобы мысли не лишали душевного равновесия, и в промежутках между соитиями я думал бы только об одном – о новом соитии. Её родители при случайной встрече в подъезде, как принято, здороваются со мной и с подобострастием заглядывают в глаза, будто извиняясь тем самым за дочь, производящую так много шума, доставляющего неудобство соседям, – выдав эту тираду. Марсель опустился в кресло напротив Вениамина. – Нет, ты мне скажи, вот ты – журналист, ты смог бы писать свои очерки, если бы тебя постоянно вовлекали в этот рок-И-ролл?