Красная биология - страница 17

Буквально на следующий день Глущенко стало ясно, что больше ему оставаться в лысенковском институте нельзя. Тогда, используя старые связи и специфический момент в истории лысенкоизма, когда позиции шефа уже сильно пошатнулись, Глущенко попал на прием к Председателю Совмина СССР Косыгину, рассказал, как его начал притеснять его бывший учитель и многолетний шеф, и добился от Косыгина разрешения на перевод его лаборатории из лысенковского института в другое место.

С того момента Лысенко с Глущенко здороваться перестал, хотя по-прежнему радушно приветствовал его жену Беллу Давидовну.

Этот рассказ укрепил меня в мысли, что умение «не узнавать» знакомых, переставших ему нравиться, было разработано народным академиком хорошо.

Я так и не знаю, что послужило причиной его внезапного охлаждения к моей персоне. То ли ему надоели длинные споры, то ли он убедился, что сделать меня своим ему не удается, то ли еще что-то. Во всяком случае, это не было связано с неловкостью от нечаянно вылетевшей из его уст оскорбительной характеристики своих ближайших последователей. Видимо, истинную цену им он знал хорошо, почему и готов был искать новых учеников, возможно, особенно среди строптивых студентов.

Но, переходя к описанию галереи его сподвижников — тех, кто «ковал» славу мичуринской биологии и «прибавлял» чести советской науке, — я не могу забыть этой характеристики, сказанной Лысенко в присутствии двух доцентов и секретаря его кафедры, лишь осторожно хмыкнувших после очередной выходки их патрона. Повторюсь — видимо, он хорошо знал им цену.

Противообщественные элементы всплывали наверх с ужасающею быстротой.

История одного города. М. Е. Салтыков-Щедрин

Среди тех, кто в начале 50-х годов занял особое положение в кругах лысенкоистов, выделялась фигура Ольги Борисовны Лепешинской — автора широко пропагандировавшихся в советской печати «высоконаучных» идей о порождении клеток из неклеточного вещества, старения организмов из-за якобы увиденного ею утончения и уплотнения оболочек клеток, рецептов того, как без труда укрепить подрастающее поколение Страны Советов купанием в содовых ваннах, и других не менее невероятных предложений, подававшихся под видом последнего слова марксистско-ленинской науки эпохи сталинизма.

Деятельность Лепешинской вызывала изумление многих исследователей, они пытались противостоять ей, но безуспешно. Она нашла своеобразный — обходной — путь в ученые.

Кичась своим близким знакомством с Лениным[3], издавая одну за другой книжки о вожде пролетариата и годах, проведенных вместе в ссылке в Женеве, и прикрываясь этим как щитом, Лепешинская не забывала постоянно напоминать в каждом из своих трудов, издававшихся после окончания войны, и о своем личном знакомстве со Сталиным. Из книги в книгу перекочевывал, например, один и тот же абзац:

Сейчас уже трудно сказать, что привлекло Сталина к работам Лепешинской. Но факт остается фактом: после этого знакомства Сталина с «трудами» старой большевички и его разговора по телефону с ней последовала поддержка Лепешинской. Протесты ученых в ее адрес были отменены, приказ снял все сомнения. Лепешинской была открыта дорога к вершинам власти в биологической науке СССР.

Лепешинская родилась в 1871 году в Перми и была на четверть века старше Лысенко. В отличие от него она вышла из интеллигентной семьи. Ее отец, Протопопов, был по профессии математиком. Умер он, когда Ольге шел всего четвертый год (она была шестым ребенком в семье). Поэтому воспитывала и ее, и остальных детей мать, о которой в своих мемуарных книжках Лепешинская отзывалась сухо и повторяла, что мать: