Красная биология - страница 67
. Из червя — кость! Да еще и живая!
«Факты упрямая вещь, — писал Мелконян, повторяя известную фразу Сталина, так популярную в те годы, — и с ними нельзя не считаться и игнорировать их, иначе и прогресса в науке не может быть… Этому соблазну отрицания и игнорирования чуть было не поддались и мы… когда, заметив факт образования костной ткани в банке вместо хранимого в ней музейного препарата, сочли вначале это озорничеством со стороны кого-либо из больных, подменивших препарат костями… Только более трезвое обсуждение… нас остановило от решения выбросить банку с костями и искать виновника «озорничества»… Вскоре в той же банке и в той же жидкости (в формалине! — В. С.) после извлечения всех костей стали вновь образовываться все новые и новые кости, что дало нам право уверовать в достоверность наблюдаемого факта»>260.
Можно было бы посмеяться над подобной писаниной, так как анекдотичность утверждений Мелконяна, хотя он и работал профессором в Ереване, была кристально ясна, но на этом анекдоте можно проиллюстрировать как направленность мышления лысенкоистов, так и их умение добиваться своего, невзирая ни на что, ждать часа, соваться со своими домыслами в любые дыры, к любым неучам, отвергая советы и выводы знающих людей.
Началась «костяная одиссея» Мелконяна еще до войны. Как писал он в статье «Необычный тип остеогенеза вне организма», оставшейся неопубликованной, но сохранившейся в виде рукописи в архиве профессора В. Я. Александрова:
«В январе 1938 года в госпитальную хирургическую клинику Ереванского мединститута поступила больная С-ян В., у которой рентгенологически был диагностирован эхинококк правой большеберцовой кости… Больной провели трепанацию кости… и из костномозговой полости удалили в огромном количестве дочерние эхинококковые пузыри»>261.
Чтобы демонстрировать студентам достаточно редкие экземпляры эхинококков, добытые из кости, пузыри зафиксировали И хранили в 5 %-ном растворе формалина. Несколько лет эхинококк оставался эхинококком, но, как писал автор:
«В конце августа 1945 года, после моего возвращения из отпуска, я по своему обыкновению осмотрел препараты музейного шкафа и заметил экстраординарное явление: в банке, где были эхинококковые пузыри, удаленные из кости, жидкость помутнела, стала коричнево-бурого цвета; на поверхности жидкости был слабый налет плесени и торчавшие из жидкости какие-то плотные образования, которые после извлечения их оказались различной величины спонгиозного строения костями»>262.
Слово «спонгиозиый» расшифровывать не стоит: это строгий медицинский термин, а все, что стало происходить позже, никакого отношения к медицине не имело.
Профессор Мелконян потерял покой. Он стал бегать от одного профессора к другому, умоляя помочь ему. И друзья помогали: банку на время передали профессору Алексаняну… и, о чудо! он признал, что, пока банка была у него, «опять произошло в банке образование костей». Алексанян якобы определил «бактериальную флору и произвел эксперименты с жидкостью на морских свинках». Включились в работу и другие ученые мужи: заведующий лабораторией патанатомии доцент В. Т. Габриелян, заведующий лабораторией нормальной гистологии профессор А. Г. Чахмахчян, заведующий кафедрой биохимии профессор Бунатян. Кто-то из них делал гистологические анализы костей, кто-то определял бактериальную флору, кто-то проводил химические анализы. Искали
«коллагеновые волокна в поляризованном свете, — серьезно повествовал Мелконян, — и обнаружили двойное лучепреломление Николя, характерное для присутствия коллагеновых волокон. Лучи интерференции также дали положительный результат»>263.
Во время всех этих «высоконаучных» занятий случился казус, о котором Мелконян также пространно писал высоким стилем. «Произошло постигшее нас несчастье», здание Анатомикума затопило, и «кафедры гистологии и патологической анатомии, находясь в Анатомикуме, очень пострадали».
Но Мелконян нашел сухой выход из воды. Он сделал доклад на III съезде хирургов Закавказья 30 сентября 1947 года, после чего отправился в Москву. Фортуна была к нему благосклонна не только на знойном юге, но и в прохладной Москве. Его с распростертыми объятиями встретил большой начальник — председатель Ученого Медицинского Совета Министерства здравоохранения СССР Л. Н. Федоров и, расчувствовавшись, выдал Мелконяну отпечатанное на фирменном бланке Министерства обращение к ленинградскому гистологу Ш. Д. Галустяну. Этот маленький шедевр бюрократического стиля стоит того, чтобы воспроизвести его целиком.