Красная Луна - страница 35

стр.

— Так точно, товарищ лейтенант. Я все понял. Вы ведь проверяли, смотрят ли наши водители на дорогу во время езды, не так ли?

Лейтенант что-то пробормотал и вновь заснул. В это время подъехала «Скорая помощь», оттуда выбежала женщина в белом халате.

— Что у вас случилось? — вяло спросила она.

— Вот, — я указал на тело.

— Он же пьяный! — возмутилась врачиха. — Его надо в милицию отвезти.

— Нельзя его туда, — возразил я. — Он сам милиционер.

— Ну и что? Мы же не будем его везти в больницу только из-за того, что он напился.

— Он не только пьян. У него шишка, посмотрите.

— Да лучше бы его задавили! — воскликнула тетка. — Зря только людей от работы отвлекают.

— А вы почему здесь стоите? — не выдержал я. — Вам что, делать нечего больше? Может, вам напомнить, какое наказание дается за оскорбление человека и оставление его в опасности.

— Хам! — сказала тетка и добавила своим собеседницам: — Пойдемте, девочки.

Я повернулся к врачихе и сказал:

— Пожалуйста, отвезите его в больницу, а когда он оклемается, отпустите, хорошо?

— Ну, ладно, — согласилась докторша и, вместе с другим врачом, погрузила Леденцова на носилки.

Я с чувством выполненного долга двинулся в сторону отделения, когда вдруг… заметил ИХ. Витек и Кабан на своем джипе находились на другой стороне дороги и глядели прямо на меня. Может, совпадение? Но наш город не такой уж и маленький, чтобы в течении нескольких дней встретить одних и тех же незнакомых людей.

Успокоившись, я двинулся по улице и через сто метров зашел в двери магазина женского белья. Народу здесь было немного, и я, для вида присмотревшись к витринам, осторожно взглянул через окно на улицу.

Нет! Я не ошибался! Они действительно за мной следили!

* * *

Вернувшись в отделение, я собирался рассказать о своих опасениях Митько, но решил не расстраивать его, заметив, как он счастлив. Да, я еще никогда не видел его таким беззаботным. Он постоянно шутил, смеялся, забыв о мрачной работе. После часа общения с ним мне стало казаться, что все мои опасения — полный бред: никто за мной не следит, и никому я не нужен.

Я взялся за протокол и забыл про все, когда вдруг нагрянул Фонаренко.

— Привет, Митько, — величественно сказал он. — Ты сделал, что я велел?

— Да, да, Фонаренко, — ответил Митько, и я заметил, что он помрачнел.

Сергей Иванович протянул бумагу майору, тот принял ее и добавил:

— Кстати, Совков просил тебя перестать заниматься ерундой, иначе не видать тебе премии в этом месяце, как звания старлея.

Митько приподнялся. Лицо его оставалось невозмутимым, но в глазах появился злой огонь. Я ждал, что он сейчас разразится ругательствами, но он вместо этого схватил… нож.

Я испуганно вытаращил глаза и приготовился в случае чего спасать Сергея Ивановича от привлечения по статье сто пятой. Однако Митько не собирался портить свою жизнь из-за Фонаренко. Взяв нож, он провел его острием по поверхности стекла, которое прижимало некоторые бумаги на его столе. Раздался скрип, от которого у меня побежали мурашки по коже. Я взглянул на Фонаренко — тот прямо съежился от недовольства. Причем теперь я понимал, что ему до смерти это не нравилось, это была его Ахиллесова пята. Недолго думая, я схватил ножницы и повторил маневр Митько.

Теперь Ильдар Григорьевич, как говорится, совсем «скукожился».

— Хватит! — закричал он. — Перестать!

Митько его не слушал и закончил только тогда, когда захотел.

Фонаренко выпрямился и дрожащим голосом проговорил:

— Ты, Митько, пожалеешь об этом. Думаешь, что все для тебя останется безнаказанным? — он повернулся ко мне. — А ты,… пацан, молись, чтобы тебе достался хотя бы пост участкового в деревне.

С этими словами он вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью.

Митько медленно сел. Улыбка больше не появлялась на его лице.

— Зачем ты это сделал? — медленно спросил он. — Мне то, действительно, все будет нипочем, а тебе…

— Козел! — сказал он с новой интонацией, и я понадеялся, что это не обо мне. — Дело Зубова не сошло с места, с самого начального положения. Мне через день звонит его жена, спрашивает, нашли ли мы… Посмотри! — он протянул мне бумагу. — Разве не понятно, что его убил кто-то, кого он не захотел отпускать.