Красная сестра - страница 16

стр.

— …идиотка.

Нона обнаружила, что стоит на ногах, ее плечо в железной хватке Гилджона, рот наполнился кровью. Она вспомнила силу пощечины и как стучали ее зубы.

— Ты же видел, как быстро она повернулась ко мне.

Это было правдой — губы Ноны стали вчетверо больше, и белые копья боли пронзали ее нос. Она повернулась к удару в последнее мгновение.

— Должно быть, я пропустил эту часть, — сказал Партнис.

Нона сглотнула кровь. Она позволила боли пронзить себя – цена, которую она заплатила за то, что взяла деньги из кармана Гилджона. Некоторые дети, проданные своими собственными отцами, почти видели в похитителе ребенка замену. Суровый, конечно, но он кормил их, оберегал. Нона думала иначе. Ее отец умер на льду, и те воспоминания, которые она хранила о нем, согревали ее в холоде, были сладкими на вкус, когда мир становился кислым. Он бы знал, как обращаться с таким человеком, как Гилджон.

У герантов не было выбора, их размеры доказывали свою правоту, не нуждаясь в демонстрации. Хотя Нона подумала, что на месте Сайды могла бы согласиться с Партнисом, когда он обвинил ее в пятнадцатилетии.

Партнис взял их в обмен на десять крон и две.

— Будьте хорошими. — Гилджон, отец для них всех в течение трех долгих месяцев, не нашел для них других слов, без церемоний садясь позади Четыре-ноги.

— До свидания. — Сайда была единственной, кто заговорил.

Гилджон взглянул в ее сторону, палка наполовину поднята для удара.

— До свидания, — сказал он.

— Она имела в виду мула. — Турам не повернул головы, но говорил достаточно громко, чтобы слова долетели до Гилджона.

На лице Гилджона появилась ухмылка, и, покачав головой, он щелкнул Четыре-ноги по заду, приглашая его пройти через ворота, которые человек Партниса снова открыл.

Нона смотрела, как отъезжает повозка, а Гесса, Маркус, Виллум и Чара глядят на нее сквозь прутья решетки. Она будет скучать по Гессе и ее рассказам. Она гадала, кому Гилджон продаст ее и как девочка, неспособная ходить, сможет найти свой путь в этом мире. Возможно, она тоже будет скучать по Маркусу. Мили стерли его острые края, колеса крутились и крутились... каким-то образом превращая его в кого-то, кто ей нравился. В следующее мгновение все они исчезли.

— Теперь вы мои, — сказал Партнис. Он позвал молодого человека, чинившего сеть, худощавого, но мускулистого под шерстяным жилетом, с темными волосами и бледной кожей, но не такой темной и бледной, как у Ноны. — Это Джеймс. Он отведет вас к Майе, которая будет вашей матерью. Она из тех, кто дает пощечины. — Партнис одарил их тяжелой улыбкой. — Я не думаю, что замечу кого-нибудь из вас, пока вы не дорастете до такой высоты. — Он прижал руку к груди. — И если я это сделаю, то, вероятно, это будет плохая новость для вас. Делайте, что вам говорят, и все будет хорошо. Теперь вы принадлежите Калтессу. Куплены и оплачены.

Майя оказалась больше чем на фут выше Партниса, руки толстые, как мужские бедра, лицо красное и покрытое пятнами, как будто постоянная ярость держала ее в своих челюстях. Чтобы компенсировать ее цвет лица, Предок дал ей густые светлые волосы, которые она заплетала в тяжелые канаты. Она стояла на чердачной лестнице после того, как проводила новоприбывших наверх, и только ее голова и плечи виднелись во мраке.

— Здесь никаких фонарей. Никогда. Никаких свечей. Никаких ламп. Нарушите это правило — и я разрушу вас. — Она щелкнула тяжелыми костяшками пальцев. — Когда вы не работаете, вы здесь, наверху. Еда на кухне. Вы услышите колокол, когда придет время. Пропустите его, и вы не будете есть.

Нона и остальные сидели на корточках рядом с люком, наблюдая за гигантской женщиной. Затхлый воздух напомнил Ноне о хлебном складе Джеймса Бейкера в деревне. Вокруг них шуршали тени. Кошки, скорее всего, крысы и пауки наверняка, но и другие дети, наблюдающие за новичками.

Майя повысила голос:

— Не приставайте к новому мясу. Для этого достаточно времени внизу. — Она уставилась на пятно темноты, которое казалось не темнее любого другого. — Денам и Регол. Если я увижу любые синяки и шишки на новых покупках Партниса, я стукну вас головами так сильно, что вы поменяетесь мозгами. Слышите меня? — Пауза. — Слышите меня? — Достаточно громко, чтобы задрожала крыша.