Красная звезда и зеленый полумесяц - страница 8
. Этот выбор не плод долгих теоретических дискуссий, а результат наблюдения за конкретными фактами. Грандиозное развитие бывших царских колоний, ставших советскими республиками, пример победоносного наступления на бедность и невежество, который они подают, очевидно, не остались незамеченными, несмотря на замалчивание и дезинформацию. «Сомнительно, — пишет английский историк Джоффри Бэрэлоу, в котором никак не заподозришь революционера, — чтобы азиатские и африканские лидеры не заметили, что русские за двадцать пять лет сделали гораздо больше для народов, живущих за Полярным кругом и… еще в 1917 году не имевших своей письменности, чем англичане для Индии, которую они оккупировали на протяжении почти двухсот лет»[6].
Это замечание верно не только для «экс-английской» Индии. Со всей очевидностью оно применимо к бывшей французской, португальской или бельгийской Африке. Некоторых беспокоит именно возможность делать такие сравнения, из которых неизбежно следует вывод о соответствующей ценности капиталистической и социалистической систем. «Азиаты, африканцы и латиноамериканцы, — отмечает американский автор Уильям Мендел, — больше интересуются тем, что происходит в жизни советских народов Средней Азии, чем в других нерусских частях Советского Союза, и это потому, что Средняя Азия была «колониальной окраиной» царской империи. Американец или европеец легко пренебрегают тем фактом, что происходящее в этом регионе представляет собой нечто вдохновляющее для азиатов. Для последних же наиболее важным является то, что женщины советской Средней Азии больше не закрывают лицо, что все люди прилично одеты… что дети — все дети — обеспечены молоком, что есть больницы — хорошие больницы, и что хватает врачей (вышедших из того же народа), чтобы лечить этих людей. Гости из Америки отмечают, что уровень жизни в Средней Азии не тот, какой имеется в Соединенных Штатах. Азиаты же отмечают, что нигде не видно нищих и что у всех есть работа… Они констатируют, что здесь жизнь никого не заставляет спать на тротуарах, что нечистоты и канализационные воды не выбрасываются под открытое небо, что никому не приходится брать воду для питья или умывания в канавах… А в сфере образования узбеки превзошли все самое наилучшее, чем только может похвалиться Европа»[7].
Но еще более обитатель «третьего мира» чувствителен к некоторым мелким фактам, которые обычно не замечает путешественник, никогда не живший в колониальной стране. Так, один алжирец, посетивший Ташкент в начале 1963 года (то есть всего через несколько месяцев после провозглашения в его стране независимости) и продолжавший еще мыслить категориями колониального Алжира, объяснял, что самым удивительным зрелищем для него был зал ресторана, где он обедал. Узбеки и таджики, с тюбетейками на головах, сидели рядом с русскими сотрапезниками, в то время как официантки, среди которых было немало русских, принимали заказы и разносили блюда. То, что он наблюдал, было для него невероятно: представители национальных меньшинств сидели за одними столами с «европейцами» и их обслуживали «европейские» девушки! Такое стало возможным только после революции. Особое значение в глазах гостя из развивающейся страны имело то, что жители бывших колоний покончили не только с голодом, безграмотностью и отсталостью, но и с дискриминацией, порожденной колониальным угнетением. Другими словами, они обрели человеческое достоинство.
Сегодня уже мало кто из зарубежных авторов оспаривает тот факт, что республики советского Востока были вырваны из вековой нищеты за невероятно короткий промежуток времени. Но если даже наиболее приверженные антисоветизму советологи больше не решаются отрицать очевидное, то лишь для того, чтобы им было удобнее поставить вопрос: «А какой ценой было заплачено за эти головокружительные успехи?» И самим же ответить, что цена была непомерной: народам советского Востока пришлось, дескать, отказаться от своего национального достоинства и собственной индивидуальности. Они, мол, стали жертвами дьявольской «денационализации» и «деисламизации»: хитростью и принуждением узбеков, таджиков, туркменов, казахов, каракалпаков, татар и азербайджанцев, дескать, заставили влиться в котел «русификации», проводимой Москвой, которая якобы продолжает в отношении «инородцев» традиционную политику царей. К этой основной теме, принимая во внимание события и политические течения, которые будоражат мир, время от времени добавляются другие. Например, такой большой вопрос сегодняшнего дня, который принято называть «пробуждением ислама». Почему бы исламу, существующему, в общем, как застывшая, завершенная, монолитная и недифференцированная система, не «пробудиться» и на этом советском Востоке, где живут миллионы мужчин и женщин, близких исламской традиции? Почему бы им тоже не восстать, наконец, против «угнетения»? Тезис «неизбежности внутренних конфликтов» между советскими республиками стараются поддержать также статистическими выкладками: в то время как процент демографического прироста европейского населения СССР (в частности, в Российской Федерации, в Белоруссии, на Украине и в Прибалтийских республиках) низок и к тому же в последние годы имел тенденцию к снижению, прирост коренного населения республик Средней Азии, напротив, остается на высоком уровне. Не приведут ли в перспективе эти демографические процессы к «нарушению равновесия», благоприятствующему разделению и «развалу империи»? Именно это внушает автор одного произведения, название которого было сразу же подхвачено у нас средствами массовой информации и имело шумный успех