Красноармеец Краснофлотец № 21-22 - страница 14

Он улыбнулся невеселой, натянутой улыбкой и начал приветственную речь. Ильич не слушал. Он осматривался по сторонам. Несмотря на караулы, на комитетских, охранявших порядок, вдоль стен, вкруг комнаты накапливался и накапливался народ. Ильич разыскал знакомое лицо, сощурился — заиграли у глаз лучики, — подмигнул ласково и приветно. И только на последних словах Чхеидзе — насторожился.

Чхеидзе говорил, и голос звучал тоскливо и нудно.

— Я полагаю, что нам надлежало бы идти сомкнутыми рядами для сделанных революционным народом завоеваний и для дальнейшего успешного развития и победоносного завершения революции.

Ленин отвернулся. Он ничего не ответил — поискал глазами вокруг.

Тотчас в глубине распахнулась незаметная, невидная дверь.

— Сюда, Владимир Ильич.

Он прошел. Подъездик — маленький, боковой. У ступенек — синий автомобиль.

— А я по дороге, за Выборгом, Надежде Константиновне выражал опасения, что за поздним временем извозчика не найдем, придется пешком идти на Широкую.

Уже щелкнула дверца… Но сесть в машину не дали. Сквозь цепь охраны с криком ура набежала толпа.

Василий развел руками.

Требуют слова. Придется пройти на главный подъезд. Там, со ступенек, высоко.

Прожекторы с четырех углов площади наклонились, скрещивая лучи. Белым заревом залились низкая стена вокзала, застекленные двери, толпа на приступках, башня броневика, штыки матросов, смешавших строй.

— На броневик! Самое место!

Подняли на руках. Ильич стал — на защитном, желтозеленом звонком железе, над дулами пулеметов. По площади прокатилось ура — многотысячное, громовое. Ильич снял шляпу, махнул.

— Товарищи!

Тихо. Так тихо, что до самых далеких закраин слышен негромкий — ленинский голос.

Что он говорил? Ни Иван, ни Наташа, ни Никита, ни Мара — все они опять сошлись вместе, у каменной стены, далеко от броневика, — ни один из них не смог бы повторить. Не потому, что не было слышно, а потому, что слышна была — вся площадь. Вся — тысячами лиц обращена к Ильичу. Она вся говорила — с Лениным вместе. Говорила — без слов.

— Да здравствует социалистическая революция во всем мире!

Опять поднялась, приветом, шляпа — над крутолобой, мудрой, упорной головой. Опять дрогнула кликами площадь.

— Да здравствует!

Броневик сдвинулся. Широким просветом раздалась перед ним толпа. Заспешили прожекторы, рассекая перед броневиком путь, выхватывая острыми лучами из потеми алые знамена, рабочие кепки, яркие женские платки, солдатские бескозырки. И винтовки, винтовки, винтовки…

Гремел победным, походным маршем оркестр. Броневик плыл среди людского моря под прибоем бивший, немолчный приветственный гул.

Никита снял кепку и обтер лоб.

— Вот это… встреча!

Иван кивнул ответно и радостно.

— Это день себе на вечные веки отметь. Детям и внукам на память. Третье апреля.

Никита осклабился хитро.

— Небось… И без меня… отметят.

С. Мстиславский

Рис. С. Зелихмана

Приезд Ленина в Петроград 3 апреля 1917 г. Рис. И. Гринштейна.

Рышка проснулся. Было темно и как-то по-особому, по-страшному тихо. Он проворно соскочил с койки, бросился в темноте щупать койку Мазурина. Мазурина не было на койке. Рышка торопливо включил свет и оглянулся. Постель была смята, на соломенной подушке был след мазуринской головы. Рышка смотрел жалобно, казался самому себе брошенным. Он вышел из помещения и немного успокоился: на полу, на тюфяках всюду спали дежурные красногвардейцы. Рышка усмехнулся: нельзя было заставить их, как это делали солдаты, составить винтовки в козлы. Каждый держал свою винтовку поближе к себе, ревниво не доверяя ее никому. Тусклые полоски штыков и теперь торчали возле лиц спящих, приклады касались их ног. Рышка вышел в коридор, все думая о том, куда делся Мазурин. Ему послышались голоса, и он пошел к комнате штаба. Дверь была неплотно прикрыта, негромкий голос спокойно говорил: