Красное ухо - страница 17

Ну все, приятель, ты меня уморил. На сегодня хватит.

(Завершив трудовой день, я вытираю пот со лба и втыкаю инструменты в деревянную спину своего осла, где и найду их завтра готовыми к употреблению.)

Автомобилисты шагают за своими автомобилями, велосипедисты — рядом со своими велосипедами. Все что-то непрерывно тянут или толкают. Два колеса без педалей, тормозов и седла — идеальное определение африканского велосипеда. Весь континент держится на трех резинках да десяти спайках. Из пяти дырявых камер нарезается и склеивается одна целая. Из клубка бельевой веревки получаются сиденья и спинки двенадцати кресел, а белье высохнет и на прибрежных камнях.

Ночи в Африке такие темные, что электричество не осмеливается здесь появляться.

Красное ухо ласкает в кармане свой швейцарский ножик. Двенадцать лезвий и одна зубочистка — лучшей гиеновой лапы не сыщешь во всей Африке! Хотя надо признать, что в этом гладком, полнотелом, многофункциональном и высокопроизводительном предмете — целый завод в миниатюре — нет ровным счетом ничего африканского. Просто швейцарский ножик — личный фетиш Красного уха, его маленькая слабость. Инструмент первой необходимости, уместный в любой ситуации, моментально решающий любую проблему, отвечающий на любой запрос, всемогущая длань, хоть и немного грубоватая, чтобы играть на фортепиано, но все же не лишенная определенного такта: смотрите как грациозно она разделывает яблоко.

Тогда как африканским тесаком можно только стебли да головы рубить.

Как бы Красное ухо ни силился доказать обратное, все же он дитя педантичной и кропотливой цивилизации швейцарского ножа. Его стихия — это система, порядок, пунктуальность, эффективность и продуктивность. Он вынимает двенадцать лезвий из красного корпуса с белым крестом и получившимся веером обмахивает свое вспотевшее лицо. Славься, Гельвеция[14]! Однако именно африканец придумает двенадцать новых способов применения швейцарского ножа, только африканец способен соорудить из него пропеллер или ветряную мельницу.

Босоногий малыш тоненьким прутиком гонит огромное стадо берегом Нигера. На Диком Западе для этого потребовалось бы двадцать три бесстрашных ковбоя.

Красное ухо вопьется в Африку глазами и зубами. Африка запоет и запляшет в его поэме, ей и не снился такой транс. Раньше Африка была нема. Африка ждала своего поэта. И вот наконец пришел Красное ухо. Он впустит Африку в волшебный мир своего воображения. Она зарычит и заревет со страниц его поэмы. Когда европеец ступает на африканскую землю, все поначалу кажется ему непривычным и странным. Тонкий механизм его пяти чувств перегревается и выходит из строя. Он недоуменно озирается по сторонам. Что это? Красота или уродство? Деликатесы или отходы? Благовоние или смрад? Непонятно. «Вот какой будет моя книга! — восклицает Красное ухо. — Она будет непонятной! Не поддающейся анализу».

Никакого сочувствия и ни капли наглости. Не так ли?

Красное ухо хотел бы стать пористым и пройти сквозь Африку, впитывая ее в себя. Он щедро раздает рукопожатия. Он одобрительно кивает, дегустируя блюда местной кухни. Не волнуйтесь, он никому ничего не навязывает, это же культурный обмен. Африка сильно изменит его манеру письма, в этом сомневаться не приходится. Уже сейчас на страницы его черного блокнота то и дело попадают неведомые насекомые. Красное ухо ходит, склонив голову, точно овца в поисках корма. Он подбирает каждую былинку, каждую соринку — великая поэма про Африку все переварит. Как в музеях, где сокровища африканских народных промыслов представлены вперемежку с таинственными амулетами, еще не сказавшими, возможно, своего последнего слова, в поэме Красного уха отразится все, что он увидит. Скоро весь мир узнает, где находится Мали.

В поэме Красного уха.

Красное ухо берет пирогу, банко[15] и капок[16]. Он берет балафон и боголан[17]. Он берет мусор, экскременты и зубной кариес. Он берет три излучины Нигера и двенадцать арпанов[18] саванны. Он подбирает даже ящерку-агаму, но тут же выпускает ее обратно — уж больно вертлявая. Он набирает арахис с жадностью голодной обезьяны. Все это слова для его великой поэмы про Африку. Вот только он не знает, как называется эта прекрасная длиннохвостая синяя птица, а потому не может заманить ее на страницы своего блокнота и ужасно сокрушается по этому поводу. Ему остается только мечтать, что когда-нибудь она сама совьет гнездо в развилине его рогатки. Африка раскрепощает его воображение. Здесь нет ничего невозможного. В городе Сегу он заходит в