Красное ухо - страница 19

стр.

Так скоро ли, Тока, мы их увидим, твоих гиппопотамов?

«В другой раз, — отвечает Тока, одним движением разворачивая пирогу против течения. — Сегодня я хотел только показать вам, где живут гиппопотамы. А теперь мне пора домой. Меня заждались мои младшие братья».


Теперь Красному уху ясно, откуда берутся пустыни и каково их назначение. На самом деле, довольно непонятный природный феномен, если не знать, что за ним кроется.

Ведь весь этот песок расползся по земле только потому, что намеревался и надеялся однажды ощутить прикосновение ног туарегской девушки Рукиату. В противном случае, он так бы и лежал себе кучей.

Однако он явно просчитался, ибо юная туарегская девушка не любит гулять. Рукиату предпочитает читать, и через ее руки уже прошли все книжки из нищей деревенской библиотеки.

Вот лучшая африканская подруга Красного уха: эта юная дочь кочевого народа, вместо того чтобы идти в Тимбукту[20], остановилась и улыбнулась ему.

Она расположилась в плетеном кресле на террасе библиотеки и не пошла в город песков Тимбукту.

Ветер сыплет песок ей под ноги: она усаживается по-турецки. Даже если ветер поднимет на воздух и бросит Тимбукту к ее ногам, ее ноги в нем все равно не будет. Рукиату беседует с Красным ухом, и эту беседу она не променяет ни на какие прогулки по Тимбукту.

Красное ухо одержал верх над Тимбукту. Он чувствует себя полководцем-победителем, с триумфом вошедшим в город песков.

Все эти слова и фразы писатель извлек на свет божий с единственной целью — рассмешить и растрогать Рукиату.

Если литература и существует, то лишь для того, чтобы смешить и волновать Рукиату.

Но какая литература способна запечатлеть Рукиату или хотя бы изящный след ее ноги?

Красное ухо исписывает страницу за страницей: безрезультатно.

Стратегия песка уже не кажется ему столь абсурдной. А что если действительно копать не вглубь, а вширь?

Однако, возможно, у Красного уха все же есть одно важное преимущество: ведь песок не смог бы поведать того, что Рукиату — дочь Аттайе, сестра Мими и кузина Зейны и Зинибы.

Все творческие силы писателя брошены на поимку кочевницы. На кону — ни много ни мало судьба великой поэмы про Африку.

Может он добьется своего, вооружившись качественными прилагательными? Если бы он умел сооружать такие капканы, его книги давно бы уже кители носухами, гномами и домовыми.

Красное ухо размышляет скорее о том, как бы поймать кочевницу ее же плетеным креслом.


Вместо этого он дарит девушке свои книжки с автографами. Ему за них немножко стыдно. Ему бы хотелось, чтобы они были попроще. Но потом, разглядывая косички ее подружек, он приходит к выводу, что в запутывании простых вещей есть все же очевидная прелесть. «Моя золотая рыбка так исступленно билась о стенки аквариума, что я решил окрестить ее Джемом», — ни с того ни с сего записывает Красное ухо в своем черном молескиновом блокноте.

— А когда же мы увидим вашу африканскую поэму?

— Да как вам не стыдно будить меня во время работы?! — возмущается потревоженный писатель.


Красное ухо раздумывает над заголовком для будущей книги. Половину его черного молескинового блокнота занимают рабочие варианты, один другого удачнее: «Накомарник», «Красное ухо», «Майга», «Причуды пейзажа», «Энрике в Африке», «Могото», «Бегство от невозможного», «Его святейшество Обычай», «Норвегия зимой»… Остается сделать выбор. А затем написать великую поэму про Африку. В отличие от Красного уха, местный сказитель Йайа — решительный парень: он всегда доводит до конца начатую историю. N’ya soro yoro min, n’ya bila yèn, — обязательно добавляет он в заключение, что означает: возвращаю эту историю туда, где ее взял.

Вот что он рассказывает нам сегодня.


Во всей саванне не было охотника коварнее Банты. Всякая живая тварь, пробегая в пределах досягаемости его копья, могла считать себя убитой, разделанной и зажаренной. Ее скелет уже белел на солнце, а кожа уже была натянута на праздничный тамтам, возвещавший о ее кончине. Банта презирал древнее поверье о том, что мужчина, поднявший руку на беременную самку или самку с детенышем, сам умрет, не оставив потомства. Тем более что дома его ждала жена и трое здоровых, веселых ребятишек. Каждый вечер Банта возвращался с охоты с добычею: с его шеи, связанные хвостами, свисали белки и лисицы, в пристегнутых к поясу сумках болтались зайцы и голуби, а из-за спины виднелся труп зебры или антилопы, который он волочил по земле. Банта убивал гораздо больше, чем мог съесть сам вместе со всеми своими домочадцами. Он убивал просто так, из кровожадности и ради собственного удовольствия. К тому же он был крайне хвастлив и не упускал случая поведать миру о своих кровавых деяниях.