Красное ухо - страница 22
Его уши никогда еще не были такими красными.
Зато уверенности у него поприбавилось. Не он ли намедни заставил козу, нагло глядевшую на него в упор, опустить глаза? С этого началось и этим же закончилось его недолгое сафари. В малийской саванне не осталось диких животных. И это решительно не жирафа виднеется среди высоких деревьев — перспектива все искажает, — это всего лишь кузнечик, застывший в траве у ваших ног.
Овцы так расплодились, что вытеснили львов и гепардов с их исконных земель.
Однако Красное ухо должен признать, что здесь остается такое количество странных насекомых, что в их обществе отсутствие крупных млекопитающих даже не заметно. Взять хотя бы эту дивную особь: на вид — гибрид стрекозы и божьей коровки; на слух — помесь сверчка с трещоткой. Тот, кто хоть раз извлек это чудо из своего красного уха щипчиками своего швейцарского ножика, уже не будет так бурно переживать из-за носорога. «И все же, где мои гиппопотамы?» — интересуется Красное ухо, но Тока лишь таинственно улыбается в ответ. Что не доел лев, достанется гиене. Что не доела гиена, достанется грифу. Что не доел гриф, достанется шакалу. Что не доел шакал, достанется мухе.
Судя по всему, сейчас в малийской саванне как раз очередь мухи.
«Вот он! Вот он!» — кричит Красно ухо. На песчаном берегу и в самом деле виднеется огромное животное с раздутыми ноздрями и выпученными глазами, с широкой серой спиной, поблескивающей в лунном свете. «Это жаба», — говорит Тока. Кроме того здесь много крупных ящериц, которые так проворно бегают по отвесным утесам, что кажется, будто это и не ящерицы вовсе, а тени парящих в небе птиц. Туловище у самца агамы серое, зато голова и кончик хвоста ярко оранжевые, что придает его невзрачной внешности немного львиного благородства. Он ежесекундно привстает на своих кривеньких лапках, целыми днями без устали отжимаясь: вот увидите, когда-нибудь он дорастет до игуаны, вот увидите, когда-нибудь он дорастет до варана.
Мы не знаем, как вымерли динозавры. Зато мы знаем, как они воскреснут.
«Прежде чем напасть, змея плюющая вытягивается в струнку и внимательно оглядывает будущую жертву. Затем она делает плевок, и, если яд попадет тебе на голову, ты моментально ослепнешь, так что мой тебе совет: лучше сразу отступай назад, — говорит скорпион и, ухмыльнувшись своей хитиновой улыбкой, добавляет: — А там уж неизбежно я вопьюсь тебе в пятку». К счастью, не все рептилии так коварны. Вот, например, Красное ухо бесстрашно приближается к черепахе. «Зачем убивать ее, перед тем как натягивать струны на ее панцирь?» — задается вопросом Красное ухо, вспоминая сказку Йайа. Разве ее кривые лапки и крючковатые коготки не подходят для того, чтобы нам что-нибудь сыграть? Но Африка не спешит отвечать на вопросы Красного уха.
Она любит секреты, и это один из них.
Быть может, когда саванна запылает огнем и, вспыхнув рыжим пламенем, мои волосы встанут дыбом, быть может, тогда мы снова увидим тебя здесь, снова услышим твой душераздирающий рев.
С каких это пор ты стал сторониться родных мест?
Ты сделался тучен и неповоротлив. Я видел тебя в зоологическом саду. Маленькая девочка, просунув руку сквозь решетку, гладила твою гриву. Мухи спокойно откладывали на тебе свои яйца. Твое толстое брюхо липло к цементной скале, возведенной в твоем вольере.
А на твоей спине, наверно, долго играли в футбол. Твоя шкура похожа на истоптанный ковролин. Я даже разглядел на ней следы газели.
Ну? Что молчишь? Когда же наконец ты выскочишь из своих зарослей, чтобы проучить нахала?
Мышиное отродье! Кроличья душонка! Жалкий трус! Щенок!
Ты слышал или мне начать сначала?
Так значит, ты не будешь возражать, если остатки твоей шкуры я пущу на половые тряпки, а кистью твоего хвоста буду чистить свои склянки и пробирки.
Я видел тебя в цирке. Красавица в блестящем купальнике (у меня у самого слюнки текли) властным жестом приказала тебе сесть на тумбу, и ты повиновался, как школьник, точнее, как застенчивый подросток из католического интерната в западной Франции прошлого века. Затем она раздвинула твои челюсти и сама залезла к тебе в пасть. Тебе ничего не стоило лязгнуть зубами и — хрясь! — просто проглотить ее со всеми потрохами. Ты даже не откусил ей уха.