Красные листья - страница 32

Она хотела спросить Альберта о его предстоящей скорой помолвке с Конни. «Как это так, ты собираешься увезти меня в Канаду и одновременно обручиться с ней?» — вот что она хотела у него спросить.

Альберт мягко толкнул ее:

— Ну так как?

— Ну, а когда эти деньги кончатся, что тогда?

— Тогда ничего. Добудем еще.

— Откуда?

Альберт откатился от нее и уставился в потолок.

— Мы с Говардом сейчас официально разведены, — сказала Кристина. — Бабушка умерла.

— Какие-то деньги у тебя наверняка припрятаны. Ты ведь отложила? Признайся, — настаивал Альберт.

— О чем ты говоришь? — вырвалось у Кристины, даже несколько резковато. — Нет денег. Нигде. Я же тебе говорила.

— Ну и что? Найдем работу. У нас будут деньги.

— Ты собираешься работать, Альберт? — усмехнулась Кристина.

— Конечно. А почему бы и нет? — Он подложил руки под голову. — На сей раз попытаюсь.

Теперь Кристина лежала на боку, опершись на локоть, и смотрела на его лицо. Она хотела сказать ему о деньгах, но ждала только подходящего момента. Она хотела ему сказать, что деньги есть, много денег. И когда он встрепенется, добавить, что когда он женится на Конни, вот тогда у него и появятся деньги. Кристина улыбнулась своей маленькой шутке.

— Что тут смешного? — спросил он.

— Ничего, ничего, — быстро проговорила она. Время для объяснений сейчас было не самое подходящее.

— Роки! Если я порву с Конни, ты порвешь с Джимом?

О Боже, опять начинается. Ей хотелось спросить: «С Конни ты собираешься порвать до или после помолвки?» Но не спросила.

— Альберт, не надо, пожалуйста, — сказала она. — Давай не будем.

Он скрипнул зубами и злобно произнес:

— Что ты нашла такого в этом своем Джиме?

— А в чем дело? — сказала Кристина защищаясь. — Он очень приятный парень. И хорошо ко мне относится.

— Ничего себе отношения, — произнес Альберт раздраженно. — По-моему, заниматься сексом ему религия не позволяет. Она у него какая-то особенная, его религия.

— Никакой такой религии у него нет. И мне ничего не известно о том, что ему не нравится заниматься сексом. По крайней мере, с тех пор, как мы стали встречаться…

— Да, Роки, ты права, — согласился Альберт, ревниво посмотрев на нее. — С тех пор как он начал с тобой встречаться, это занятие ему стало нравиться.

— Но для тебя ведь так даже удобнее. Верно?

— Да, — мгновенно отозвался Альберт. — Вначале я вообще не мог вынести мысли о том, что он прикасается к тебе. — Он сделал паузу. — Или вообще что кто-то прикасается к тебе.

— Хорошо, а как ты думаешь, что я должна чувствовать по отношению к тебе и Конни? — спросила Кристина.

Они замолчали. Кристина думала о Дне благодарения. Поехать с ним? Не оставаться здесь одной? Не ездить ни к Джиму, ни к Конни, ни к Говарду и не оставаться здесь одной, а уехать с ним отсюда далеко — в Канаду?

— Мы не должны никуда ехать, — неожиданно проговорил Альберт. — Десять кусков. У нас есть десять тысяч чертовых долларов. Мы должны их сберечь.

— Должны, — согласилась она нерешительно.

— Ага. У нас ведь никогда не было денег. — Он откатился от нее еще немного дальше. — У меня вообще никогда не было денег.

— А зачем тебе деньги? — спросила Кристина. — Ведь Конни всегда за все платит.

— Не только Конни, дорогая Роки, — сказал Альберт, глядя на нее в полумраке. — Не только она.

А затем они заснули. Голые, на узкой постели.

Кристина торопилась на семинар по современной христианской мысли, который начинался в семь сорок пять. Чтобы сэкономить время, она напялила на себя то же самое, что носила в воскресенье. Только сменила шорты на джинсы. Альберт валялся на постели вместе с Аристотелем, который лениво растянулся на боку.

— Прогони его с постели, — сказала Кристина. — От его шерсти уже вообще некуда деваться. Она везде, куда ни посмотри.

Альберт не прикоснулся к собаке:

— Ну если его шерсть уже повсюду, тогда все равно ничего нельзя сделать.

— Альберт! — сказала она, повышая голос. — Аристотель! Пошел вон!

Пес нехотя сполз с кровати. Он знал, что за это бывает трепка.

Кристина села рядом с Альбертом и погладила его ногу.

— Что ты собираешься сказать Конни?

Он выглядел мрачным и печальным. Таким он бывал всегда, когда не высыпался. С огромными черными запавшими глазами на бледном лице он смахивал на привидение.