Красный чех - страница 46

Значит, отказать? Сослаться на сложное положение? А как же двенадцать человек?

И Гашек карандашом на бланке коменданта Бугульмы торопливо пишет: «В Чрезвычайную Комиссию. Прошу оказать Киняеву всякое содействие».

Когда крестьянин ушел, он немедленно связался по телефону с комиссией, объяснил суть дела, убедил товарищей помочь человеку.

Сердечную заботу проявлял и о военнопленных. Вот, к примеру, 25 ноября обращается в военный комиссариат: «Препровождаю к Вам 16 пленных, возвращающихся из Австрии и Германии на родину, но в виду задержания при переходе через фронт им следует ждать здесь до особого распоряжения. При посредстве Ревкома им найдется, быть мажет, работа. Предлагаю Вам открыть питательный пункт для военнопленных русских. Обратитесь в Ревком за средствами…»

Все предусмотрено: и работа, и питание, и средства. Кто знает, может быть, когда помощник коменданта писал эти слова, ему вспоминались дни пребывания в Дарницком, Тоцком лагерях: холодные, грязные бараки, полуголодное существование, бесчеловечное отношение начальства…

«Этим русским пленным тоже пришлось испытать на чужбине немало горького, — думал Гашек. — Так разве может Советская власть быть безразлична сейчас к этим людям, не согреть их душевным теплом?»

Разумеется, не только Гашек проявлял живое участие в судьбах простых людей. Более того, именно многие из тех, кто его окружал, особенно коммунисты, служили Ярославу примером бескорыстного служения народу, необычайной чуткости к людям. Собственно, тесное общение со многими замечательными политическими работниками, дружба с ними обогатили Гашека, научили оценивать события с точки зрения интересов народа.

Среди тех, кто оказал особенно значительное влияние, был большевик ленинской закалки, сормовский рабочий Иван Дмитриевич Чугурин. Не раз встречались они в политотделе Пятой армии, которым руководил Иван Дмитриевич, иногда их беседы затягивались надолго.

Однажды Чугурин попросил дать разрешение (только комендатура имела на это право) на реквизицию валенок.

— Понимаете, наши сотрудники уж очень плохо одеты, а им много приходится ходить.

— Да, — согласился Гашек, — морозы начались крепкие. Старожилы говорят, прежде давно таких крепких не бывало.

— Ну, что это за морозы, — улыбнулся Чугурин. — Вас бы в Сибирь.

— За что? — пошутил Ярослав, — я разве в чем проштрафился?

— Это так, к слову. Несколько годков назад я сам побывал там. В Нарыме.

— И понравилось?

— Точно. Да так, что остался там надолго. Царская охранка заботу душевную проявила. Очень не хотела отпускать, нравился ей. Зато встретился там со старыми друзьями. Особенно рад был Якову Михайловичу Свердлову.

— Вы знакомы с ним? — обрадовался Гашек.

— С давних пор. Еще в екатеринбургском подполье вместе работали. И в Нарыме жили дружно, много сделали. А летом двенадцатого Яков Михайлович пытался бежать из ссылки на рейсовом пароходе. Да на беду нашу, лодка, на которой мы везли его к судну, перевернулась… Бросились на выручку, спасли, да только побег пришлось отложить. Впрочем, зимой он все-таки благополучно исчез. Тут и моя помощь была.

— А я ведь тоже знаком с ним, — с гордостью сказал Гашек. — Весной встречались. В Москве. Очень нам помог и с газетой и с другими делами. Хорошо мы тогда говорили, так душевно, по-товарищески. Он, кстати, и посоветовал мне в Красную Армию идти. Там, говорит, иностранцев много, работа очень важная.

Особенно Гашек обрадовался, когда однажды Чугурин мимоходом обмолвился, что не раз встречался с Лениным. После этого, как только предоставлялась хоть небольшая возможность, Ярослав обязательно просил рассказать о вожде.

— Хоть какую-нибудь черточку сегодня, — умоляюще просил он. — А в следующий раз другую. Мне очень это важно. Понимаете? Очень.

— Понимаю, — говорил, мягко улыбаясь, Чугурин. По всему видно, ему нравилась такая настойчивость друга. — Вот когда во Франции был…

— Вы были во Франции? — изумился Гашек.

— Пришлось. В одиннадцатом. Нас там под Парижем, в деревушке Лонжюмо, восемнадцать человек собралось. В партийную школу. Под видом русских учителей. А какое там учителя! Рабочие из Питера, Москвы, Баку, Екатеринослава, я из Нижнего Новгорода… С нами, правда, и несколько меньшевиков было. Ну, да они не в счет.