Красный чех - страница 52
— Так зачем прячешься? Подойди — и послушай.
— Э, не та картина. Я же начальник. Нарушение.
— В порядке исключения.
— Могут не все сказать. А тут меня нет, но я — есть. И волки сыты, и овцы целы. Кстати, среди них есть просто артист, он всякий раз и читает.
— Кто же?
— Степан Ганцеров. Вот слушай. — И Гашек прильнул к двери. То и дело раздавался громкий смех. А когда чтение закончилось, все сразу заговорили, зашумели.
— Пойдем-ка отсюда скорее, — зашептал Ярослав, явно довольный, что удалось дослушать до конца, — а то как бы не влетело нам. Шпионаж получается. В пользу иностранного государства.
Он лукаво улыбнулся, и друзья быстро удалились.
12 января в 4 часа дня в доме № 3 по Губернаторской улице, где помещался Политический отдел Пятой армии, состоялось партийное собрание иностранных коммунистов. Секретарем Уфимского комитета партий иностранных коммунистов был избран Ярослав Гашек.
И с первых же дней Гашек, несмотря на огромную занятость в типографии, отдает много сил партийной работе. Его часто можно видеть на многолюдных митингах.
Телеграф и печать во все концы разнесли трагическую весть: 15 января бандой немецких офицеров были зверски убиты выдающиеся деятели международного революционного движения, основатели Коммунистической партии Германии Карл Либкнехт и Роза Люксембург.
Это известие глубоко потрясло Гашека. Вечером в редакции состоялся траурный митинг. Ярослав, сидя у окна, молча слушал выступавших. Иногда взглянет в темное стекло, запишет что-то на листке бумаги и снова слушает…
После митинга он подошел к Сорокину и подал исписанный листок.
— Посмотри, пожалуйста, — тихо проговорил Гашек.
Сорокин прочитал: «Два выстрела».
В газете «Наш путь» эта заметка появилась 21 января. Весь номер был посвящен памяти двух замечательных борцов за дело рабочего класса.
«Мы все чувствуем, — писал Гашек, — что эти два выстрела должны превратить весь мир в пожар. Не может быть сегодня ни одного рабочего, который бы не знал, что ему делать и как бороться со всеми виновниками смерти великих вождей германского пролетариата.
Каждый рабочий и крестьянин знает, что эти два выстрела — символ атаки международной буржуазии на революционный пролетариат, и что нельзя тратить времени, рисковать жизнью других работников Великой Революции Труда и что надо сразу покончить с буржуазией…»
С большой внутренней силой звучал заключительный призыв Гашека: «Эти два выстрела нам сказали ясно: „Винтовку в руки! Вперед!“»
Кровью обливались сердца простых людей. На фабриках, заводах, в деревнях и селах Республики Советов, в воинских частях Красной Армии, повсюду проходили митинги, собрания. Рабочие, крестьяне, красноармейцы клеймили врагов пролетариата, социал-предателей Германии. И среди тех, кто особенно часто выступал перед народом, был Ярослав.
Политотдел Пятой армии устроил собрание в Новом клубе (ныне здание уфимского Дома офицеров Советской Армии). Затаив дыхание, слушает выступавшего Гашека 24-летняя накладчица типографии Шура Львова. Эта простая девушка, всегда веселая, неунывающая, трудолюбивая, снискала искреннюю любовь и уважение у всех работников типографии.
«Наша Шурочка», — так тепло и нежно называли они ее.
И в самом деле, в ней были обаяние, сердечная простота, чуткость к товарищам. Шура, как никто, умела с улыбкой, веселым видом переносить все невзгоды трудных военных лет.
Глубоко взволновала девушку речь Гашека. Его слова о всемирной революции, о Советской власти, о том, что, наконец, в России настала счастливая жизнь для простых людей, нашли в ее сердце живой отклик.
Долго она не могла забыть этого вечера.
И надо же так случиться, что на следующий день Гашек, проходя по цеху, остановился около литографского станка. Постоял, посмотрел, как Шура кладет чистые листы на камень, взял в руки оттиск, почитал и ушел, не сказав ни слова.
В следующие дни подобное повторялось еще несколько раз. Девушка не на шутку встревожилась: «Может, не так что делаю… Но почему не скажет?»
Высказывала тревогу подругам своим:
— И чего он придирается ко мне? Наверное, недоволен работой моей. Ой, чем все это кончится…