Красный орел. Герой гражданской войны Филипп Акулов - страница 31

стр.

Прокофьев провел спешенных кавалеристов по дороге к поселку еще на полверсты и стал ждать условленного сигнала.

Перед рассветом раздался выстрел. За ним — еще, словно громадная сосна повалилась на землю. Вздрогнул лес. Скатился с верхушки ели ком снега, брызнула на дорогу снежная пыль.

Из леса выскочил лось. Задрав рогатую голову, он удивленно посмотрел на сгорбившихся в седлах всадников и, повернув обратно, исчез в чащобе.

— За мно-ой! — крикнул Прокофьев.

Продрогшие на морозе лошади рванули дружно. Снежная пыль полетела из-под копыт.

Путиловцы рассыпались по поселку, стреляя, крича, рубя шашками. От них не отставали конники полка Красных орлов, с которыми был Акулов. Намерзшиеся за ночь, неистовые, мстя за горечь отступления и гибель товарищей, они рубили с плеча.

Из теплых домов выбегали застигнутые врасплох белогвардейцы. Стрельба и крик, стоны, выскакивающие из предрассветной мглы грозные всадники. Обороняться? Бесполезно. Смерть настигала их повсюду.

Жеребец Акулова метался по узким улицам и переулкам, будто сам выискивал беляков. Акулов почти не управлял им, затерявшись среди неистовых всадников. Только округлившиеся глаза его быстрее отыскивали цель, зорче смотрели по сторонам, да, может, чаще опускалась сабля на белогвардейские головы и плечи.

Отыскав дом, в котором размещался штаб, Акулов высадил раму и, привстав на стременах, заглянул внутрь. Там никого не было. Заскочив во двор, он крутнулся по нему и неожиданно увидел в переулке пушки. Жеребец перепрыгнул через плетень, завяз в сугробе и с трудом выскочил на дорогу. Белогвардейцы, торчавшие у пушек, с ужасом глядели на невесть откуда свалившегося на них разъяренного всадника. Акулов успел зарубить двоих, пока остальные, опомнившись, кинулись врассыпную. Не обращая на них внимания, Акулов спрыгнул с Гнедка, осмотрел пушки, потрогал ногой тут же валявшиеся снаряды. К нему уже спешили новые всадники, и кто-то из них тоже соскочил с коня, привычной рукой потрогал прицельную раму, схватил снаряд, сунул его в ствол и вопросительно поглядел на комбрига.

Акулов махнул рукой в сторону соседней деревни, крикнул:

— Руби их в хвост и в гриву, растак их переэдак!

А к соседней деревне, собрав кучку кавалеристов, уже гнал Прокофьев. У околицы суетились вражеские пулеметчики. Но они не успели выпустить ни одной ленты: стремительный вихрь смял их. Путиловцы рассыпались по селу.

Сзади, из поселка, ударила пушка, за ней вторая. Снаряды разорвались в центре деревни. Белогвардейцы в панике бежали навстречу путиловцам.

Сдержав коня, Прокофьев остановил одного из бойцов:

— Скачи! Своих же перебьют!

Он вернулся к захваченным пулеметам и приказал красноармейцам, уже хлопотавшим возле них, бить очередями вдоль улицы. Ленты с патронами валялись тут же, под рукой.

…В Верхнекутамышском поселке бойцы собирали в кучу пленных, сумевших спастись в яростном бою. Пушки размеренно били по тылам белых.

Рассвело. Красноармейцы копались в закрытых рогожами санях захваченного обоза, отыскивая еду, набивая торбы овсом. Кое-кто присматривался к обозным лошадям: нельзя ли под седло.

Пленные мерзли, сбившись в кучу, тряслись не то от холода, не то от еще не прошедшего испуга. С ними, уже миролюбиво, толковали красноармейцы:

— Мы целую ночь мерзли, а вы в теплых избах на полатях дрыхли. Выдюжите!

— Как спалось-то? Сны какие видели?

Акулов в это время допрашивал офицера, захваченного в штабной избе:

— Почему же ты не стрелял в меня, когда я в окно заглядывал? — спрашивал он удивленно.

Офицер смотрел на него с недоумением. Видимо, он сейчас только сообразил, что действительно можно было стрелять. Но сообразил он и другое. Заговорил торопливо, жалобно, пытаясь вызвать сострадание:

— Я сам из рабочей семьи… Мобилизовали… Лично я ни одного красного не убил…

— Ты вот лучше расскажи, — перебил его Акулов, — какие части стоят против Комарихи? Когда намечено наступление?

— Сегодня. Один полк на Селянку, должны уж начать, а мы — на Комариху, попозже.

Офицер с испугом смотрел на Акулова. Видимо, успел узнать про крутой нрав комбрига. Но тот допрашивал спокойно: