Красный - страница 12
Она услышала, как открывается дверь.
Мона подняла голову. В дверях стоял Малкольм в своем костюме-тройке.
- Ах... - выдохнул он. - Моя Олимпия.
Мона не знала, что ответить, поэтому промолчала. Малкольм, казалось, не возражал против ее молчания. Он подошел к кровати и сел рядом с ней. Она уселась на подушке и замерла на простынях, ее тело дрожало.
- Вы так очаровательны, - сказал он мягко, его взгляд блуждал по ее обнаженному телу от лица к ногам и снова вверх. - Я буду наслаждаться вами сегодня.
- Я нервничаю, - ответила она.
- Безусловно нервничаете. Я не хотел и не ожидал ничего другого.
- Вы хотите, чтобы я нервничала?
- Очень. Это сделает триумф еще слаще. Мне нравится преодолевать нежелание. - Он наклонился и поцеловал ее грудь, прямо над грохочущим сердцем. Затем он встал и подошел к изножью кровати, где начал раздеваться. Сначала он снял жакет, затем жилет. Ловкие пальцы расстегивали пуговицы. Он не делал шоу из раздевания, и все же она не могла отвести от него глаз, когда он снял рубашку, обнажив сильные скульптурные бицепсы, плоский твердый живот и широкую грудь. Следующими были туфли, а потом и брюки. Ее глаза округлились при первом взгляде на его член, уже возбужденный и с блестящей головкой. Она наблюдала за ним, пока он шел обратно к ней, оценивая его впечатляющие размеры и еще более впечатляющую толщину. Она должна быть очень влажной, чтобы насладиться им внутри себя.
- Вы довольный мною? - спросил он, и она поняла, что это вовсе не вопрос. Это была констатация факта. Он знал, что она была довольна. Он просто хотел, чтобы она призналась в этом.
- Да. Хотя...
- Я обо всем позабочусь, - ответил он. - Ни одна женщина не пострадала.
Она рассмеялась, и это помогло ей успокоиться. Он снова сел на кровать рядом с ней. Он коснулся ее щеки, нежно провел пальцем по подбородку, отодвинул челку в бок и поцеловал в лоб.
- Я так рад, что вы согласились, - сказал он. - Очень рад. Прошло очень много времени.
- Для меня тоже.
- Тогда мы оба получим удовольствие.
- Хотя это ради вас, не так ли? - спросила она.
- О чем вы?
- Я имею в виду, что вы платите мне. Вы можете делать все, что пожелаете. И не важно, понравится мне или нет.
- Надеюсь, вам понравится, - ответил он. - Но это не требование. В целом, однако, ваше удовольствие доставит мне удовольствие. Однако не все, что я буду делать доставит вам физическое удовольствие. Мне - да, но не вам. Таков был характер нашего соглашения, верно?
- Да, - ответила она и кивнула.
- У вас еще есть время передумать. Я не принуждаю женщин. Это было бы низко даже для такого человека, как я.
Она покачала головой. - Я хочу.
- Даже если вы не получите удовольствие от секса, а вы получите, вам наверняка понравятся деньги.
- Я так и планировала, - ответила она. Не сами деньги, а свободу, которую ей купят деньги.
На его лице появилась дьявольская улыбка, но выглядел он уже не так устрашающе, как в их первую встречу. В конце концов, он всего лишь мужчина. Красивый мужчина, голый, и на него приятно смотреть.
- Хорошо. Очень хорошо. А теперь раздвинь для меня ноги. Очень широко.
Она подтянула колени, скользя ступнями по простыням, пока бедра не оказались раскрытыми. Малкольм смотрел на нее, не прикасаясь, просто рассматривая купленный товар.
- Тебе не нужно было удалять волосы, - сказал он. - В древние времена проститутки брились, чтобы избавиться от вшей. К счастью, у тебя, кажется, нет такой проблемы.
- Я подумала, возможно, она была столь юна, что у нее не было лобковых волос. Возможно, именно поэтому картина была такой скандальной.
- Миру искусства плевать на юных девушек, продающих свои тела. Их волнует только то, что кто-то посмеет нарушить их правила композиции, приемлемого содержания. Можно было бы изображать обнаженную женщину, прячущую лицо или лежащую навзничь и безвольную, как мокрая тряпка. Боже упаси его нарисовать девушку, которая посмела бы смотреть им в глаза.
- Они были дураками, - ответила она.
- Они были напуганы, - продолжил он. - Женщина, обладающая властью. Женщина, которая владела своим телом и не боялась его продать. Эта картина-искусство, потому что она пугала своих первых зрителей. Понимаешь, искусство должно быть опасным. Оно должно сказать обществу что-то такое, чего общество не хочет слышать. Знаешь ли ты, что такое противоположность искусства? Пропаганда. В мире ее слишком много. Искусства недостаточно. И безусловно недостаточно этого...