Красота в темноте - страница 23

Он наклоняется вперед и берет меня за руку. Руки у него грубые и горячие.

— И почему она тусуется с такими как ты?

— Она работает волонтером в центре «Правят дети», — объясняет Джек.

Глаза Пэдди становятся нежными при нежными.

— Ой… ты моя дорогая, сладкая.

— Поосторожней, приятель, — предупреждает Джек, и в его голосе слышатся стальные нотки, Пэдди даже резко отпрыгивает.

Он поднимает обе руки и на длинный шаг отходит назад.

— Ах, Джек. Не стоит откручивать мне голову из-за того, что твои холостяцкие дни сочтены.

Я вспыхиваю до корней волос.

— Боже, ты перестанешь или нет? — резко спрашивает Джек.

Пэдди смеется, бьет его от души по спине и проводит нас к столику.

— Не обращай на него внимания, — резко говорит Джек. — Он пропил свое IQ до уровня комнатной температуры.

Пэдди весело смеется, совершенно не реагируя на его оскорбления.

— Он хочет троих детей, — восклицает он, показывая три пальца, и направляясь в сторону кухни. Затем он перепрыгивает через прилавок и приземляется на кухне.

— Ну. Он веселый парень, — мимоходом замечаю я.

Джек хмурится.

— Бог знает, что на него нашло. Обычно он не такой… веселый.

Я улыбаюсь.

— Он мне нравится.

Он сердито зыркает на меня.

— У Пэдди все в порядке, я полагаю.

К нашему столу подходит пышная официантка в плотной розовой футболке и такого же цвета стрейч-джинсах. Она вручает мне меню.

— Привет, Джек? — говорит она, улыбаясь ему ярко-розовой улыбкой.

Его губы дергаются в приветствии.

— Здравствуй, Шеннон.

Я заказываю Большой Мерфи бургер с беконом и сыром, чипсы и колу.

— Как всегда с добавлением салата из шинкованной капусты и сладкий картофель фри, — говорит Джек девушке.

— Отлично, — отвечает Шеннон, и забрав у меня меню, плавно удаляется.

Я не могу оторвать от нее глаз, у нее потрясающая фигура, но когда я перевожу взгляд к Джеку, то вздрагиваю, он внимательно наблюдает за мной. Его взгляд настолько глубокий, что практически у меня перехватывает дыхание.

— Значит, ты пластический хирург, — нервно говорю я.

— Каюсь, виноват.

— Должно быть интересно, чувствовать себя Богом, переделывая лица и тела других людей.

Он пожимает плечами.

— Это всего лишь работа.

— Всего лишь работа? Тебе не нравится?

— Не очень.

— Не очень? Тогда почему ты занимаешься ею?

— Это не так лицемерно.

— Что ты имеешь в виду?

— Это долгая история, София.

Я наклоняюсь вперед.

— Мне нравятся длинные истории.

Официантка возвращается с двумя банками колы и двумя стаканами.

— Ну, первоначально я не хотел высасывать жир из людей, которые слишком ленивы, чтобы встать на беговую дорожку, или вводить жир в лица самонадеянных знаменитостей. Когда я был моложе, я был идеалистом. Я хотел исцелить мир. Я хотел совершить что-то великое, знаешь, многое изменить.

Он останавливается и хмурится.

— Но кое-что произошло в моей жизни, и я захотел уехать из Англии, поэтому я присоединился к «Врачам без границ» и отправился в Африку.

— О, вау, Африка! — восторженно прерываю я его.

Секунду он сидит мрачнее тучи.

— Да, Африка.

— Должно быть, это удивительно.

Он смотрит на меня совершенно пустыми глазами.

— Африка полностью уничтожила меня.

— Почему? — пребывая в шоке, спрашиваю я.

Он делает пару глотков колы прямо из банки.

— Я понял, что изменить мир невозможно. Мало того, что вся чертова система по своей природе полностью паразитарна, она специально создана таким образом, и мое маленькое (вау!) желание не способно изменить ее. Поскольку само мое существование — продукт этой же системы. На самом деле, я был винтиком в хорошо смазанной машине, которая безжалостно эксплуатировала бедных и угнетенных, чтобы сытый монополист, сидя где-то на Западе, смог заработать еще один доллар, который ему фактически не так уж и нужен.

Я с любопытством смотрю на него.

— Что ты имеешь в виду?

Он вздыхает. Я вижу, что эта тема для него не совсем приятна, она как бы угнетает его.

— Как врач, ты становишься невольным инструментом крупных фармацевтических компаний, которые сбывают просроченные вакцины и лекарства по сниженным ценам. Они хотели, чтобы я вкалывал этот яд в африканских детей.

— А ты не мог кому-нибудь пожаловаться? — в ужасе спрашиваю я.