Кратер Эршота [иллюстрации Б. Коржевский] - страница 56
Наконец мне удалось снова увидеть раненого барана. Я прицелился и выстрелил. И тут же позади меня грохнул обвал. Видно, уже давно каменный свод в этом месте еле держался, и резкого сотрясения воздуха оказалось достаточно, чтобы он рухнул. Меня бросило наземь. Факел погас. На какое-то время я потерял сознание. Придя в себя, я ощупью нашёл ружьё — свою единственную защиту, высек огонь и зажёг все ещё тлевшие ветки моего самодельного факела.
Увы, хода назад уже не было: обрушился свод пещеры. Нет, даже не обрушился, а просто опустился. И все… Ни малейшей щели, ни единого рыхлого места. Меня обуял ужас. Я закричал. Бросился колотить в стену. Увы! Никто уже не мог помочь мне. В отчаянии я лёг на пол. Заживо погребён!..
Ружьё было при мне, и можно было, конечно, сразу перестать мучиться. Но ведь я революционер!.. Столько пережить, передумать, преодолеть, жить мечтой о свободе, бороться за свободу, и вдруг… Нет, этого не будет! Я задумался. И тут я вспомнил, что видел в пещере следы. Куда же ходили звери? Не значит ли это, что пещера имеет другой выход? Окрылённый надеждой, я пошёл вперёд, освещая себе путь тлеющей веткой. Когда факел догорел, я пополз в темноте, сжав зубы…
— Не скрою, тяжело мне и вспоминать об этом, — сказал старик после большой паузы. — Я скоро почувствовал, что силы оставили меня и воля к жизни иссякает. Огромным напряжением я заставил себя ползти вперёд, полз долго, медленно, теряя силы. И вдруг впереди показался свет. Сначала туманное пятно, а потом клочок неба! Я вскочил на ноги, пустился бегом и вне себя от радости достиг выхода. Страшная слабость овладела мной. Я сел и, закрыв глаза, просидел не знаю сколько времени.
Надо мной снова светило солнце. В нескольких десятках метров начинался лес, за лесом сверкала на солнце не то река, не то озеро, и я невольно начал думать: уж не бред ли это? Ведь стояла зима, трещали морозы, а тут едва тянул тёплый ветерок, зеленели огромные кедры или сосны, журчала незамерзшая вода, расстилался знакомый пейзаж среднерусских лесов… Видение? Галлюцинация?
Тот день, когда я выбрался из пещеры, стал первым днём моего нового календаря…
Сперанский замолчал и задумался. А что касается остальных… Не надо забывать, что они слушали доктора Сперанского с особым и далеко не спокойным интересом: конец его истории мог явиться началом их собственного «нового календаря»…
Неудивительно, что у начальника партии вырвался вопрос, полный тревоги:
— Значит, отсюда выхода всё-таки нет?
— Да, дорогие товарищи, — безнадёжно ответил Сперанский. — Отсюда выхода нет. Увидев вас, я подумал, что вы сумели каким-то образом найти проход. Но если вы попали сюда против воли, в результате катастрофы, то я с горечью могу сказать вам только сущую правду: это — западня! Без помощи извне не выбраться. Увы, это так…
Сперанский сурово сжал брови. В умных светлых глазах старика проглядывала тревога, теперь уже не за себя, а за этих людей, явившихся для него посланцами нового, ещё не ведомого ему общества, на заре рождения которого он стал пленником природы.
— Выхода нет, говорите вы?!. — машинально повторил Усков. — Но мы найдём, обязательно найдём, Владимир Иванович! Не найдём, так сами сделаем. Я не разделяю вашего пессимизма, дорогой товарищ! Вы были в одиночестве, а теперь нас всё-таки семь человек. И ещё… Не знаю, как пояснить вам… Вы старый большевик, но вы не знаете людей нашего времени… Мы просто не умеем унывать, падать духом, предаваться отчаянию… Поверьте, мы отсюда выберемся, и вы пойдёте вместе с нами.
Сперанский встал, подошёл к Ускову и, протягивая ему руку, сказал:
— Вот теперь я почувствовал, что в России произошла подлинная и действительно социалистическая революция. Так могут рассуждать люди, воспитанные школой Владимира Ильича. Теперь я верю только в самое лучшее. Давайте бороться вместе, работать вместе, и я ещё поеду домой, в Петроград, к себе на Васильевский остров!
После небольшой паузы он продолжал, превозмогая смущение:
— Скажу вам откровенно, я хоть и не видел возможности выбраться отсюда, но не жил эти годы только для себя. — Он, смеясь, пояснил: — Я хочу сказать — жил не только для своего пищеварения. Я работал, чтобы остаться человеком. Я почему-то верил, что раньше или позже, но люди придут и помогут мне вернуться в Россию. Я постоянно думал об одном — чем же я отчитаюсь перед своей совестью, перед своей партией? Кратко скажу вам, что золотые россыпи, которые мы нашли с Ивановым, пустячки по сравнению с теми богатствами, которые я нашёл здесь, в кратере, и я буду счастлив отдать их нашему новому государству. А теперь возьмите науку: подумайте, как обогатится отечественная палеонтология, палеоботаника, история нашей Земли, когда все увидят вот этот древнейший мир, чудесным образом сохранившийся в полной неприкосновенности со времён великих оледенений. Сколько нового найдётся здесь, в древнейших пластах Земли, ныне открытых для изучения! Искренне скажу — стоило перенести те невзгоды, какие я перенёс, если в конце концов можно сделать человечеству такой подарок. Я согласен с вами, Василий Михайлович: если мы будем искать, то найдём выход из кратера.