Краткая всемирная история - страница 43

В положении рабов за четыреста лет между республикой богачей и эпохой распада после великой чумы произошли значительные перемены. Во II веке до н. э. было обилие пленников при грубых и жестоких нравах, рабы не имели никаких прав и подвергались всевозможным притеснениям, но уже в I веке н. э. римская цивилизация относилась к ним совсем по-иному. Во-первых, количество пленных заметно уменьшилось, и рабов стали ценить. Их владельцы поняли, что от этих несчастных гораздо больше пользы, когда у них сохраняется чувство самоуважения. С поднятием нравственного уровня общества возникало понятие о справедливости. Более высокая греческая мораль служила противовесом бесчеловечности римлян. Жестокое обращение с рабами запрещалось, хозяин отныне не мог продавать их для боев с дикими животными, раб приобрел права собственности, peculium[21], его труд стали оплачивать, для рабов была признана определенная форма супружества. Многие отрасли сельского хозяйства, за исключением сезонных работ, не требуют труда больших коллективов. В таких местах рабы превращались в крепостных, плативших владельцу частью произведенных ими продуктов или работавших на него определенное количество времени.

Когда мы стали понимать, насколько неотъемлемым было рабство в Римской империи в первые два века нашей эры и сколь малую часть составляло свободное меньшинство, это дало нам ключ к уяснению причин ее разложения и краха. Там едва теплилась семейная жизнь, и лишь немногие дома отличались добрыми нравами, живой мыслью и стремлением к познанию. Школ было мало, свободное волеизъявление и свободомыслие вообще отсутствовали. Великолепные дороги и величественные руины, традиции законности и власти, оставленные Империей на восхищение потомков, не должны скрывать от нас того, что за ее внешним блеском стояло подавление личности, застойное мышление и извращенные страсти. Даже властное меньшинство в этом огромном мире подчинения и принуждения чувствовало себя ненадежно и несчастливо. Искусство и литература, наука и философия, рождающиеся как плоды свободного и смелого ума, в такой атмосфере увядали. Было много копирования и подражания, изобилие художественного ремесленничества и рабского педантизма услужливых ученых, но Римская империя за четыре столетия не произвела ничего такого, что могло бы соперничать со смелой и благородной деятельностью не очень большого города Афины всего за один век его величия. Александрия, как и Афины, пришла в упадок уже под властью Рима. Казалось, наступили такие времена, когда стал угасать сам дух человеческий.

В Римской империи первые два века христианской эры человеческую душу обуревали тревога и опустошенность. Повсюду царили гнет и жестокость; тщеславия и показного блеска было много, но чести, достоинства и надежного счастья мало. Неудачников презирали, а преуспевшие, не чувствуя уверенности в завтрашнем дне, жаждали лишь сиюминутных наслаждений. Во многих городах жизнь сосредоточилась вокруг возбуждающих зрелищ цирка, где сражались и в муках погибали люди и дикие звери. Амфитеатры до сих пор остаются самыми типичными руинами Римской империи. В таком ключе протекала вся жизнь. Беспокойство человеческих сердец проявлялось и в глубоком религиозном брожении.

С тех пор как арийские орды начали вторгаться на территории древних цивилизаций, их старым богам приходилось или претерпевать значительные перемены, или вообще исчезать. За сотни поколений земледельческие народы смуглых рас приспособили свою жизнь и мировоззрение к существованию вокруг храма. В их понятиях преобладали обряды и страх нарушить старинные традиции — жертвоприношения и мистерии. Их боги представляются нам непонятными чудовищами, поскольку мы принадлежим к арианизированному миру, но для тех народов они были так же наглядны и убедительны, как сновидения возбужденного ума. Завоевание одного города-государства другим в Шумере или раннем Египте означало смену или переименование божества, но не затрагивало форму и дух верований. Образы сновидения менялись, хотя все происходило в том же самом сне. Древние семитские завоеватели были близки по духу к шумерам и потому без особого труда и глубоких преобразований переняли религию месопотамской цивилизации. Что касается Египта, то он никогда не был настолько покорен, чтобы допустить религиозную революцию. При Птолемеях и Цезарях его храмы, алтари и жрецы оставались в сущности чисто египетскими.