Кредит доверчивости - страница 14
Лика вдруг заплакала – крупные, прозрачные слезы покатились по ее щекам.
– Неужели у нас будет своя квартира? И мы сможем сделать ремонт… Я уже весь дизайн давно придумала, Вить.
– Ну, прости… – Виктор обнял Лику, поцеловал ее слезы, руки, колени. – Прости, что не подумал об этом раньше! Прости…
Поздно вечером, когда позвонила мать и в очередной раз сообщила, что «здесь все дорого, а они с Петром болеют», Виктор сказал:
– Извини, мама. У меня больше нет лишних денег. Если хочешь, продай нашу комнату в коммуналке, я на нее не претендую. И еще… Пусть твой Петр попытается устроиться на работу.
Почти бегом поднявшись на этаж, я нос к носу столкнулась с Анатолием Эммануиловичем Плевакиным.
Я испытывала большое неудобство из-за маленькой лжи, которую попросила Диму передать Плевакину, – насчет квалификационной комиссии, куда меня якобы вызвали…
Но Анатолий Эммануилович, не заметив моего смущения, взял меня за руку и повел по коридору.
– Послушайте, Леночка, – начал он озабоченно, даже не поздоровавшись, что было на него не похоже, – помните, у нас на рассмотрении находится гражданское дело по иску банка «Астра-Финанс» к Малышеву о взыскании задолжности по кредитному договору, обращении взыскания на заложенную квартиру?
– Конечно, – кивнула я, – оно у меня…
– Так вот, Малышев этот подал встречный иск банку о неправомочном повышении процентов по кредиту. И раз дело о взыскании долга с Малышева у вас, то и встречный иск тоже рассмотрите вы… – Плевакин наконец улыбнулся своей чудесной улыбкой, от которой на душе всегда становилось светлее, и ободряюще похлопал меня по руке. – Документы я уже Диме передал, так что вперед, покой нам только снится… Кстати, что-то вы припозднились сегодня, не заболели? – Он озабоченно, снизу вверх, заглянул мне в лицо, а я почувствовала облегчение оттого, что помощник не передал Плевакину мою ложь. Молодец Дима, он очень тонко понял, что передавать начальнику неуклюжее оправдание моему опозданию вовсе не обязательно.
– Нет, нет, Анатолий Эммануилович, со здоровьем у меня все в порядке. – Я хотела было рассказать о пробках и своей дурацкой рассеянности (представляете, с ручника не сняла машину, на первой скорости полпути ползла!). – Пробки, – даже начала я, но неожиданно сказала правду: – С сестрой у меня проблемы, она попросила срочно встретиться…
– Ну-ну, – снова легонько похлопал меня сухонькой ручкой Плевакин, – родственники – это святое. Вы уж Малышевым этим побыстрее займитесь, Лена. Скоро суд, надо разобраться во всех деталях и первоначального и встречного иска.
– Хорошо, спасибо, Анатолий Эммануилович.
Мы остановились у двери моего кабинета.
– За что? – засмеялся Плевакин. – За дополнительную работу, подкинутую с утра? Нет, Леночка, вы определенно сегодня в пробках перестояли. Начальству за такое спасибо не говорят.
– Вам – говорят. – Улыбнувшись ему на прощание, я вошла в кабинет.
Только бы Анатолий Эммануилович не принял мои слова за грубую лесть. Впрочем, мой умный, проницательный начальник никогда не заподозрит во мне нечто низменное и примитивное. Скорее он подумает, что я и правда обрадовалась новой работе.
А поблагодарила я его за то, что не пришлось врать, за понимание, за улыбку и за добрые слова: «родственники – это святое». Он произнес их так, будто мои родственники и для него – святое. Много ли найдется начальников, которые так скажут? Думаю, только Плевакин, в единственном экземпляре.
От прямого солнца, падавшего в окно, кабинет раскалился не хуже салона в моей машине. Несмотря на открытую настежь фрамугу, движения воздуха не было никакого. Наверное, поэтому Дима, который никогда не изменял строгим костюмам, все-таки снял легкий льняной пиджак, оставшись в светлой сорочке с короткими рукавами.
– Здравствуйте, Дима, – поздоровалась я и, поставив портфель на стол, привычными движениями стала выгружать из него папки.
– Здравствуйте, – кивнул Дима.
Видимо, жара выбила моего неутомимого помощника из колеи, потому что реакции его были непривычно замедленными, а на лбу выступили капельки пота, которые он промокнул идеально чистым платком.